Вернёмся к куклам, сказал г-н Монро, и подвёл меня к обитательницам витрины, предусмотрительно рассаженным в завлекательных позах.
У обеих есть имена, сказал он, и я возразил.
Никаких прошлых имен, сказал я, у повелителя есть право выбрать имя для наложницы.
Имена назначали евнухи, сказал г-н Монро двусмысленно, и в углу лавки ухнула гильотина, прикинувшаяся антикварной кассой.
К черту евнухов, сказал я, имена заготовлены.
Надеюсь, сказал г-н Монро, красота имен не уступит красоте кукол.
Лица Клары и Адель не были красивы по живописным канонам. В лавке звучала прелюдия к неведомому удовольствию, и это маячившее удовольствие происходило из чего-то, что связано с кукольными лицами прочно, и я не вглядывался пристально – на тот обидный случай, если торжественный оркестр отыграл в моём доверчивом сердце впустую.
Я выбрал этих кукол, т. к. сквозь них увидел Фелицию за витринным стеклом – и куклы не виноваты, что никакой Фелиции там не было.
Воспоминание о покупке Клары и Адель подпорчено – я запомнил неловкие детали, вроде выигранного торга за несколько сотен, или ухмылки приказчика, услышавшего, что я беру обеих, или как бедная Клара, поставленная вверх ногами, минуту простояла с задранным гравитацией подолом, дожидаясь моего окрика на дурака посыльного.
Возьмите брошюрку, сказал г-н Монро с ухмылкой ханжи, дающему копеечный леденец доверчивому сироте.
Приказчик, на долю которого выпадали редкие, но неожиданные вмешательства в ход событий, вынырнул из-за прилавка с перевязанным пакетом, и оставалось надеяться, что дополнительного счета не будет.
Всё оплачено, ласково сказал г-н Монро, несколько смутив меня телепатическим выпадом.
Демонстрация чтения мыслей сулила в будущем неудобства – я представил, как мои откровения по скользким, но неизбежным кукольным поводам, навевают на г-на Монро скуку повторного вкушения некогда занимательных историй.
Я надеялся, что прилагаемая к куклам брошюра станет неисчерпаемым источником тем будущих бесед, но выяснилось, что г-н Монро был щепетилен в интимных вопросах, и описание сцен с участием кукольной анатомии приводили его в смущение – лицо искажалось от такой сложной гримасы, что определить изначальные эмоции не удавалось.
Я предположил среди ингредиентов мимического шедевра стыдливость, отвращение и страх быть втянутым в локальный скандал на окраине кукольной торговли.
Надеюсь, сказал я, брошюра разгонит скуку настоящего, и украсит будущее.
Не беспокойтесь о настоящем, сказал г-н Монро, это прочная штука, что-то вроде газонокосилки, превращающей поле изумительно трепетных одуванчиков будущего в ровненькую и скучную подстилку прошлого, и бесценные эмоции всего лишь питают движитель тарахтящей машинки, и на самом краю акустической суматохи обнаруживается бесценная возможность превратить трагедию в фарс – агония умирающего актёра и зевок сонного зрителя выглядят равно привлекательными.
Я настоял, чтобы изначальные имена кукол не были внесены в счёт. Я намеревался выбрать новые, ничем не запятнанные имена.
Клара означает светлая, и я узнал об этом случайно – я из глупейшего упрямства никогда не узнаю, что означает Адель.
Я назвал Клару Кларой, т. к. она показалась мне несколько бледной – мне не пришло в голову, что имя куклы обязано как-то сопрягаться с её судьбой, и что эта предполагаемая судьба является несложной производной от судьбы купившего её смельчака.
