Никогда прежде мне не доводилось видеть такого изумительно ловкого превращения.
Я сделал шаг по направлению к прилавку, и даже протянул руку вперёд, пытаясь ухватить наполовину освещённую прелесть, но луч исчез – незаметный приказчик, повинуясь тайному хозяйскому жесту, опустил витринный занавес, и гном глумливо подмигнул мне из той пропасти, в какую ухнул непрочный ангел вместе с умерщвлённым лучом, и мне понадобилось усилие, чтобы не огреть зонтом ни в чём не повинного приказчика по чёрной узкой спине, склонённой над витринным спусковым механизмом.
Остыньте, ради бога, весело сказал г-н Монро, у вас будет время насладиться кукольными чудесами, но я знал, что мне не увидеть этого трепетного метаморфоза, вызванного редчайшим сочетанием полуденного солнца, в меру запыленной витрины, второстепенных предметов лавочного интерьера, плавного жеста торгашеской руки и девственности моего рассеянного взгляда.
Краткосрочный ангел стал ценнейшим экспонатом будущих воспоминаний, и я расчувствовался так, что готов был без торга купить этого улыбчивого гнома, так удачно сыгравшего в коротком дивертисменте сложнейшую роль гадкой гусеницы, выпустившей из искромсанной световым стилетом плоти прекрасную бабочку неземной, т. е. небесной красоты.
Эта небесная принадлежность упорхнувшего ангела, выявленная моим восторженным сердцем, привела к появлению на свет незаконнорожденного миража в глубине лавки – чёрная приказчицкая спина, особенно тёмная на чистейшем фоне моего эстетического восторга, вынужденно приобрела инфернальность, и разные предметы, до того бывшие мёртвыми пустяками, ожили, и принялись наперебой предлагать тени для изготовления таких важных улик, как рога, хвост и бутафорские тлеющие углубления на месте, где у подвернувшегося под руку приказчика были непроницаемые лакейские глаза.
Я не купил эту куклу – улеглась поднятая случайным лучом оптическая феерия, и кукла умерла. Её ждал выбор другого покупателя, и я желал ей удачи, и последующие визиты в лавку г-на Монро предварялись краткосрочным припадком восторга, овладевавшим мной за пять шагов до двери, и отпускавшим моё бедное сердце в тот самый миг, когда голова обычного гнома угадывалась на месте, где её настиг когда-то кинжальный укол случайного чуда.
Я знал, что лицо самой невзрачной из кукол, изначально некрасивое и мёртвое, от оптического фокуса вспыхивало трогательной легчайшей красотой, какой никогда не бывает наяву.
Вы привыкнете к чуду, и перестанете искать в кукольных лицах фабричные изъяны, сказал г-н Монро, играя роль проводника таинственного леса кукольной торговли, где потайные капканы совмещали угрозу нравственного падения с обещанием будущей прибыли – для каждого, разумеется, предназначался лишь один из упомянутых сюрпризов.
Я понял, что больше не пугаюсь кукол, и засмеялся с облегчением. Г-н Монро отступил на полшага, заслонившись рукой – он картинно опасался, как бы моя смешливость не обернулась рукоприкладством с последующим разоблачением коммерческих трюков и полного отказа от будущей покупки.
Ваши куклы прекрасны, сказал я примирительно, и протянул г-ну Монро руку, и он, недолго подувшись, пожал ее как залог будущей сделки – я уверен, что он с трудом отказался от намёка на неизбежность покупки после такого трогательного рукопожатия.
Браво, сказал г-н Монро, осталось только купить, и я объявил, что почти решился.
