К счастью, Клара окончательно ожила, и кукольный зевок спас меня от эшафота – я опомнился, и сумел улыбнуться искренне, как и положено неожиданно помилованному.
Кукла протянула руки, и я обнял ее – объятие вышло дружеским и трепетным вместе, и я решился на скромный поцелуй, какой оставил на губах неожиданно сладкий цветочный привкус. Именно тогда я увидел крылья за спиной Клары – воображение не пропустило свой выход.
Этот первый поцелуй сыграл важную роль. Последствием стала тихая бесполая нежность, с какой Клара обращалась ко мне в дальнейшем, и я гордился сдержанностью, подарившей мне чистую совесть и радость ничем не подпорченной страсти – куклы, видите ли, обладали отменной памятью и кое-какими способностями в смысле женской мстительности.
Я оставил Клару в золотой спальне, намереваясь заняться Аделью, и Клара запела мне вслед какую-то тонкую, ласковую песенку – я оглянулся с порога, нашёл на месте упомянутые крылья, трепещущие над кукольными плечами в такт простой мелодии, и самодовольно подумал о моей удачливости в таком щекотливом деле, как выбор куклы, какую приходилось покупать почти наугад.
Я стоял перед упаковочной коробкой, за которой скрывалась спящая Адель, не решаясь приступить к делу – упаковка казалась огромной, и Адель, ещё скрытая от глаз, уже смотрела на меня сверху вниз.
Я подумал, что могу вовсе не выпускать Адель из картонного капкана, или отложить это дело на будущее, но услышал шуршание и громкий вздох – возможно, плотная упаковка сыграла резонирующую роль в этом акустическом сюрпризе.
Я понял, что отступление или промедление невозможны – Адель ни за что не простила бы и минуты лишнего плена.
Я представил, как Адель выпала из картонной коробки в мои объятия, и шумный водопад благодарственных слов плавно перетек в шелестящий ручеёк страстного шёпота, в каком угадывалось подробное перечисление моих достоинств и несколько убедительных клятв в будущем счастье, и даже в верности, что было излишним, т. к. сохранение кукольной верности полностью возлагалось на её владельца.
Пение доносилось из спальни, и я подумал, что освобождённая Адель может быть смущена этим присутствием конкурирующей куклы, и это может подпортить её первое впечатление о владельце.
Пение стало громче, и в нем слышался призыв – я прислушался, пытаясь различить фразы.
Постепенно мне удалось ухватить ритм, и я услышал такие слова, как тоска, нежность, нетерпение и досада – похоже, брошенная Клара призывала меня назад.
Я ощутил муки выбора – Клара звала меня из спальни сладкоголосым призывом, а Адель манила таинственным шуршанием внутри коробки.
Моя нравственность подверглась жестокому испытанию – я не рухнул в объятия Клары с Аделью на руках только потому, что размеры коробки намекали на пространственное неудобство будущей оргии.
Разумеется, я пришёл в себя, и сделал приличный выбор. Этот выбор предопределил мою будущую жизнь с куклами – я никогда не предавался радостям любви с Кларой и Адель одновременно, т. е. не удваивал счастье тем простым способом, какой мне подсовывал вездесущий карманный дьявол.
Но сделать выбор было немыслимо трудно – я метался среди теней будущего счастья, и фантазии, не поспевающие за переменой решений, опадали сами собой.
Из них выглядывали гримасничающая Клара вперемешку со строго смотрящей Адель, и я сделал героическое усилие, удерживаясь на краю нравственной пропасти, в какую уже летели и моя стыдливость, и мой здравый смысл.
