Работа Лихачёва над подготовкой к печати курса лекций по древнерусской литературе академика А. С. Орлова в значительной мере определила дальнейшую судьбу Дмитрия Сергеевича. Участие президента Академии наук А. К. Карпинского помогло Дмитрию Сергеевичу снять судимость и остаться в Ленинграде. Научную работу он начал в отделе древнерусской литературы Пушкинского Дома в 1938 году, когда во главе его стояли А. С. Орлов и В. П. Адрианова-Перетц, с которой у Д. С. Лихачёва установились тесные научные и дружеские отношения.
Годы войны были тяжелым испытанием для Дмитрия Сергеевича и всей его семьи. По состоянию здоровья он не был отправлен на фронт и до июня 1942 года оставался в блокадном Ленинграде. Будучи голодным, постоянно замерзая, он не оставлял занятий наукой, проводя исследования, которые приобретали характер антифашистских агитационных брошюр или практических инструкций для бойцов. Это книга «Оборона древнерусских городов», написанная в соавторстве с искусствоведом М. А. Тихановой (1942), статьи «Военное искусство Древней Руси» (1943), «Национально-героические идеи в архитектуре Ленинграда» (1944), «К вопросу о теории русского государства в конце XV и в XVI в.» (1944).
О том периоде Д. С. Лихачёв вспоминал так: «Человеческий мозг умирал последним. Когда переставали действовать руки и ноги, пальцы не застегивали пуговицы, не было сил закрыть рот, кожа темнела и обтягивала зубы, мозг продолжал работать…» [39, с. 490]. Интересно, что «бескомпромиссные противники коммунизма» сегодня пытаются поставить в вину Д. С. Лихачёву написание во время блокады книги «Оборона русских городов» [64]. Эта брошюра раздавалась солдатам в окопах. Д. С. Лихачёва обвиняют сегодня в том, что он выполнил данную работу по заказу Ленинградского обкома партии. На самом деле Д. С. Лихачёв никогда не брал заказы, противоречащие его убеждениям.
Культурная политика на разных этапах советской власти заключалась в границах допустимого и в масштабах принимаемых мер в отношении выслужившихся и провинившихся лиц. Постоянно менявшиеся политические и идеологические принципы, критерии оценок упрощали методы руководства культурой и состояли в возможности выявлять допущенные ошибки и просчеты, критиковать заблуждающихся и оступившихся, разоблачать врагов. Деятели культуры были обязаны принимать участие в разоблачении ошибок товарищей, выступать с инициативной критикой.
Руководители партии и государства находили объекты для идеологической борьбы среди самых неординарных и талантливых. Попытки отстраниться от политики рассматривались властью как контрполитика. Существуют концепции, представляющие Д. Лихачёва не функционером «системы» и не ее оппонентом, а как бы «вне ее» [9, с. 9]. С этим нельзя согласиться. На практике выход из «системы» всегда означал переход на службу иной системе. «Казалось бы, после всех бедствий занятие древнерусской литературой – идеальное убежище, в котором он мог укрыться от всех треволнений мира. Однако не получилось», – писал Д. Гранин [9, с. 387]. Занимаясь древнерусской литературой, Д. Лихачёв постоянно чувствовал себя в опасности. Сотрудник отдела пушкиноведения Пушкинского Дома Л. Лотман вспоминала: «Постоянная готовность превратить спор или литературную полемику в политические обвинения и обилие “доброхотов”, готовых сфабриковать такое обвинение, угнетали» [9, с. 100].
