“Три грации…”
Барышня смотрела через плечо на рождающиеся слова и воскликнула: “Михаил Юрьевич, без комплиментов, я правды хочу”.
– Не тревожьтесь, будет правда, – отвечал он, и продолжал:
“Три грации считались в древнем мире,
Родились вы… всё три, а не четыре!”» (5, с. 95).
Позднее, однако, было обнаружено, что та же история приведена в московском периодическом издании «Листок» от 24 февраля 1831 г., но здесь эпиграмма приписана «молодому человеку Николаю Максимовичу» (4, с. 523). Поэтому ныне она помещается не в основном корпусе сочинений Лермонтова, а в разделе «Dubia» (3, с. 224). Между прочим, среди «экспромтов» юного Лермонтова Сушкова приводит еще и такой: «Вокруг покойного чела / Ты косу дважды обвила; / Твои пленительные очи / Яснее дня, чернее ночи». Это четверостишие, адресованное, если верить Сушковой, ей самой, взято целиком из «Бахчисарайского фонтана» Пушкина, с заменой «лилейного» на «покойного». Вполне возможно, что точно так же Лермонтов поступил с эпиграммой «Три грации…», даже если вся эта история не сочинена мемуаристкой.
Обиженная Лермонтовым барышня предполагала увидеть совсем другую концовку – комплиментарную и уже хорошо ей известную. Такая концовка содержалось в альбоме девицы А. Лукиной (велся с 1821 по 1837 г.):
«Три Грации досель считались в мире,
Но как родились вы, то стало их четыре» (2, с. 42).
Этот альбомный мадригал, как установил еще в 1917 г. Б.В. Нейман6, представляет собой переработку заключительного двустишия одного из стихотворений Василия Петрова (1736–1799), придворного поэта Екатерины II (7, с. 70–71). Стихотворение озаглавлено «К Ъ…» и адресовано неизвестной актрисе; поскольку с конца XIX в. оно не перепечатывалось, приведем его целиком:
Девиц избранный хор, Всегда мужей пленяет взор;
Ты, выступя в театр, даров твоих со блеском
Всех нудишь чтить тебя сердец и дланей плеском;
Во лике дев видна, Как промеж звезд луна.
Суровый бог гремящей брани,
Услыша глас твоей гортани,
Пустил бы грозный меч из рук;
Забыл бы в век оружий звук.
Три только Грации во всем считались мире:
Когда родилась Ты; вдруг стало их четыре (9, с. 446 (1-я паг.)).
Заключительное двустишие кажется «довеском» к основной части стихотворения – вероятно, потому, что само оно представляет собой переработку латинского двустишия.
В.П. Петров по образованию был филологом-классиком: он окончил Славяно-греко-латинскую академию, затем преподавал в ней риторику, а среди его переводов центральное место занимает полный перевод «Энеиды» Вергилия. Двустишие, послужившее ему источником, носит название «Об умершей девушке» и до XIX в. включительно печаталось среди сочинений римского поэта и ритора Авсония (ок. 310 – ок. 395):
Tres fuerant Charites, sed, dum mea Lesbia vixit,
quattuor. At periit: tres numerantur item (12, с. 425).
Харит было три, но когда родилась моя Лесбия,
стало] четыре. Она умерла, и снова [их] насчитывается три.
В переводе Ю.Ф. Шульца:
Были три Хариты; при Лесбии стало четыре.
Лесбии нет, – и теперь снова их в мире лишь три (1, с. 220).
Авсоний из Бурдигалы в Галлии (нынешнее Бордо) был признанным мастером жанра эпитафии, а кроме того, считался во Франции первым «французским» поэтом. Эпиграмма (в первоначальном, античном смысле этого термина) «Об умершей девушке» печаталась во всех изданиях его сочинений, а также в популярных антологиях и пособиях по латыни и латинской литературе. В XVII–XVIII в. неоднократно печатались также ее переводы на немецкий и французский языки, обычно вместе с латинским оригиналом. Немецкий перевод принадлежал Симону Даху (Simon Dach, 1605–1669). По смыслу он весьма точен, но выполнен – как и двустишие Петрова – 6-стопным рифмованным ямбом (14, с. 510).
