В помещении пахло свежей выбеленной доливкой (земляной пол), пару раз в неделю его обновляли составом из глины и коровьего навоза. Ребята налили в ушат воды, омыли малышей и усадили на лавку за дощатый стол. Тут и мать подоспела, поставила крынку с молоком на стол, – Федя, порежь хлеб, а я схожу к печи, принесу горшок с картошкой и наберу капусты в кадушке.
После ужина, уставшая за день женщина уложила детей спать, а сама, затеплив лампаду в «Красном углу» пред иконами, упав на колени, погрузилась в молитву. Молитвы и слёзы изливались пред Господом, Богородицей и их святыми угодниками. За мужа Василия, за детишек, за многострадальную Русь и за Кубань матушку. За обижающих и ненавидящих нас и за мир во всём мире. Глубоко за полночь она тяжёлой поступью добралась к кровати, прилегла и забылась в глубоком сне.
***
В полночь все были в боевой готовности, в лагере противника наблюдалось большое количество костров. – Одно из двух: либо, они нас не заметили, либо, у них своя стратегия, – пробормотал себе под нос есаул. Затем, громко объявил свою тактику: – Локтей на триста вперед пойдёт пеший разведчик, остальные поведут коней под узду. Подойдя, как можно ближе к рубежам противника, он даст нам сигнал, оседлав коней и шашки наголо, идём в атаку. – Всем всё ясно? – ответа не последовало. – Ну, с Богом.
Ведя лошадей на короткой узде, шли по три конные единицы вряд. Благо, дорога позволяла. Костры приближались, сотня двигалась быстрым шагом. На траву выпала обильная роса. Штаны выше сапог промокли насквозь. Нервы были натянуты до предела, от холода сводило мышцы спины. Василий пытался читать 90 псалом, но ничего не получалось, мысли путались в голове.
Вдруг впереди раздался выстрел, условного сигнала от разведчика так и не последовало. Очевидно, он напоролся на засаду. Медлить было нельзя. Есаул вскочил на коня и скомандовал: – Шашки наголо, за мной!
Словно от горной лавины разлился гул по всей округе, четыре сотни копыт подняли облако пыли в воздух. Чёрной горой на фоне звёздного неба эскадрон мчал на врага. Внезапное появление столь мощной силы могло внести панику в любой стан противника, особенно, в ночное время. Но здесь что-то было не так, костры были уже совсем близко, а врага всё не было. И тут Урядник заметил, как скачущие впереди лошади стали исчезать… Что это? Это же пропасть! Василий натянул уздечку, но было уже поздно. Передние ноги коня провалились в ущелье, наездник через голову полетел вниз…
Сознание к нему приходило постепенно, сквозь прикрытые веки проступал свет. Чувствовалась сильная боль, на фоне которой было непонятно, что же повреждено, болело, буквально, всё. Приоткрыв глаза, он увидел над собой куст самшита, сквозь густые ветви которого виднелся верхний край ущелья. На нём находились вражеские воины, они вертикально вставляли между камней казачьи пики с наколотыми на них головами самих казаков.
Василий осмотрелся, он лежал на небольшом уступе, на котором едва помещался, а не скатился вниз только лишь потому, что сломанная ветка с кустарника проткнула ему бешмет, и он нанизался на неё, как на рыболовный крючок. Внизу в глубине, на дне ущелья были разбросаны тела людей и коней вперемешку. Одни шевелились, другие ползли, третьи же, лежали без движенья, очевидно, были мертвы. Тех, которые отползли подальше от скалы, турки убивали выстрелами из винтовки. А на тех, которые были поближе, сбрасывали огромные булыжники, чтобы не тратить патроны.
