Она все еще не уяснила его главную цель.
– А я просто хотел узнать, полезешь ты с нами или нет, – добавил он.
Такого признания она не ожидала. Это что, получается, он думал о ней, когда затевал все это? Так, может, их побег от остальных тоже заранее спланирован?
– А если бы я не полезла? – осторожно спросила она.
– Ты полезла.
И сразу все стало просто, легко и ясно. Так ясно, что и обсуждать это было незачем.
В молчании они дошли до края огорода.
– Здесь удобней всего, – хлопнул Костя по прибитым перекладинам и перелез первым. Катя взобралась следом, втайне удивляясь, как быстро она наловчилась. Костя уже спрыгнул на землю и, когда она спрыгивала, протянул обе руки и поймал ее за талию. Их обоих качнуло, и Катя оказалась в его объятиях, близко-близко. Она почувствовала его прерывистое дыхание. На миг он показался ей таким большим, что она почти испугалась. Но его руки тут же разжались и выпустили ее.
– Ты… – Катя с трудом искала, что сказать или спросить, и выпалила первое, что пришло на ум: – Что ты кинул в костер? Там, на лугу, где праздник…
– Все-таки заметила… – кивнул Костя. Он снова смутился, сорвал травинку и сунул в рот. – Это опять примета. Ты, наверное, думаешь, что я как суеверная баба.
Катя терпеливо дожидалась ответа.
– Ну хорошо. Мама в последнее время плохо себя чувствует. Она, конечно, виду не подает, знаешь, какие у нас женщины, до последнего будут хорохориться. Но я-то вижу, что приболела. Я на шабашках подзаработал, ей ночнушку новую купил. В город смотался и купил. А старую забрал и вот, сжег.
– Ты поэтому говорил, что в купальском костре все плохое сгорает?
– Болезни, беды… Так народ считает. Только не думай, что…
– Да ничего я не думаю, – с жаром перебила его Катя. – Наоборот, молодец! У мамы теперь новая вещь, в любом случае хорошо. А если еще и выздоровеет…
Костя кивнул:
– Вот и я так решил. Хуже-то не будет, верно?
– Приметы родились вперед нас, – согласилась она. – Вот я вроде не верю ни в черную кошку, ни в тринадцатое число. А когда ложка падает, знаю, что…
– Что скоро придет какая-то женщина, и стучишь по дереву, – закончил за нее Костя, и они переглянулись с пониманием.
Оставшиеся три забора ребята миновали без приключений и спустились к реке. Ночь была тихая, теплая, в кустах дурноклена заливались соловьи, перемежая пение трескучим щебетом. На песке кто-то оставил кострище, среди пепла еще дрожал серо-красный жар и тени. Рядом блестела влажным горлышком пивная бутылка. Мимо торчащих из воды свай старого моста, вязко журча, текла река. Мощенная булыжником дорога, что раньше вела на мост, теперь уходила в воду.
– Смотри, – кивнула Катя на мостовую, – кажется, что дорога сделана не для нас, а для каких-то водяных жителей, чтобы им удобнее из Юлы выходить было.
– Тебе видней, – усмехнулся Костя.
– Почему это?
– Ты у нас мавка, не я.
– Почему ты меня так называешь? Я похожа на злой дух, утаскивающий кого-то под воду? Или я просто выгляжу как утопленница?
– Ты вынырнула прямо перед моей лодкой. Кем еще мне тебя считать? – Его улыбка была такая же резкая, как и все лицо. – А сегодня? Эти волосы твои, вьются, сарафан… Ты на огородах как привидение. Надо вернуться, дедка того с ружьем проверить, а то он мог и преставиться от такого явления.
Катя собралась насупиться, но вместо этого хихикнула, не сдержавшись.
– А еще у мавок спина прозрачная, – вспомнил Костя ни с того ни с сего.
