Визитку вместо меня забирает Мелисса и с вежливой, но убийственной улыбкой говорит:
— Такая корова нужна самому. У Алены заключен контракт со мной.
Первой фразы я не понимаю, но судя по всему, это смешно. Потому что все улыбаются.
И спустя пару минут, вопрос Никите о его предвыборной компании мужчины наконец уходят. Замечаю, что время давно перевалило за девять, а значит к Ане я зайти уже не успею.
— Значит вы не против помогать Мелиссе, — спрашивает меня Юра, и я качаю головой.
— Пока она этого хочет.
— Отлично, думаю, нам с ней как раз нужно обсудить этот момент, — говорит он и утягивает закатившую глаза жену в кабинет, но прежде говорит Никите: — Отличная ложь, сынок.
Меня сейчас стошнит. И я показываю это всем своим видом, когда мы остаемся с Никитой наедине. Я уже предчувствую конфликт. Он несется на меня как товарный состав без тормозов.
— Итак, мы выяснили, что лжешь ты лучше, чем трахаешься, — смотрю прямо в глаза, что полыхают ледяным пламенем.
— Отрезать бы тебе язык, но не могу оставить тебя без основного рабочего инструмента.
И двойственность этой фразы так и веет обидой и гневом. Смотрю в его напряжённое лицо. Колкий взгляд то и дело скользит по моей шее и линии низкого декольте. Именно так, как весь вечер. Именно так, что кожу в местах зрительного контакта нещадно жжет.
— Никита... – слышим бас его отца за углом, и сын раздражённо дергается.
— Я помню!
И меня снова пробивает на смех от того, каким большим и серьезным хочет выглядеть старший сын Самсонова, а на деле лишь маленький мальчик, которому запретили трогать любимую игрушку.
— Что смешного?
— Ты, — пожимаю тонкими плечами, облизываю губы и снова смеюсь с того, как перекосило лицо Никиты. Кажется, проведи я пальчиком по его щеке, и он сорвется как голодный пес на кусок свежего мяса…
Хочу его обойти, подразнить обтягивающей тканью платья, но рука впивается мне в горло. Мать вашу… По телу словно пускают ток, и вот губы уже так близко, словно магнитом манят меня прикоснуться.
— Еще никто не смел надо мной смеяться…
— Еще никто не смел надо мной смеяться... – передразниваю я и сама тянусь к его губам. Облизываю свои и жду, когда хороший мальчик протянет свои шаловливые ручки к плохой девочке.
Но надо отдать должное. Он отталкивает меня. И уходит. Просто и молча уходит по лестнице вверх, а я загибаюсь от смеха.
18. Глава 18.
Боже… Это будет очень весело. Мне можно все, а ему ничего. Я могу раздеться до гола, пройтись у него перед носом, а ему даже прикоснуться будет нельзя.
Никита поднимается медленно, расстегивая запахнутый пиджак, почти до второго этажа. А я любуюсь его упругим задом, думая только о том, что делаю это впервые. Но вдруг замечаю, что мышцы перестали сокращаться, а объект насмешки тормозит, опускает руки в карман и поворачивает голову, осматривая меня с ног до головы. И мой звонкий смех тут же застревает в горле.
Так уж дорога ему машина?
Он разворачивается полностью и словно всадник апокалипсиса срывается вниз, а я невольно пячусь. Черт… Разворачиваюсь и бегу на кухню.
— Иди сюда! – он настигает меня у стола, на который влетаю, скольжу по поверхности. Но он успевает схватить платье, и тонкая ткань с треском рвется.
По ягодице хлещет струя воздуха, и я падаю на пол, успеваю подняться и продолжаю бежать. За спиной топот, горячее дыхание и почти сто килограмм живого тестостерона. И пусть я хочу обернуться и столкнуться с этой силой в сексуальной схватке, считаю безопасным закрыться в ванной. За долю секунды до того, как в нее врезается кулак.
