– Кто ОНИ? – я испуганно сгорбилась.
– ОНИ. А ты с краю… Я не армянка! – обратилась она, наконец, к завалившейся в постель прямо в обуви, Виктории, – Я сто раз говорила.
– Ой, бля, ё, какая разница? Армянка, грузинка… кто там ещё?
– Не надо меня оскорблять, а то сама будешь с НИМИ разбираться!
– Ладно-ладно…
– Кто такие «ОНИ»? – страх придал мне немного смелости, и я снова задала свой вопрос странной Фариде, которую опасалась обижать даже матёрая Вика. Я уже не считала удачной идею оставаться на крайней кровати, возле самой двери, и опасливо озираясь, перебралась поближе к девчонкам.
– Вот дуры кусок, – громко засмеялась сменившая гнев на милость Вика, истерично запрокидывая голову на подушку, – Да местные придут трахаться! Кто ещё? – она несколько раз недвусмысленно подёргала тазом, изображая половой акт. Двое других девчонок глумливо захихикали, – Впрочем, тебе-то откуда знать, что такое «трахаться»?
– Целка, – брезгливо поморщилась Наташа Смирнова.
– А ты нет? – поставила её на место смелая Фарида, чем окончательно завоевала моё уважение, – Шалава ты у нас, Наташ? Не знала.
Вика и другая деваха покатились со смеху, тыча пальцами в раздосадованную оскорблением Наташу.
– Сами вы…, – насупилась она обиженно, – А ещё подруги.
– Нашла печаль, – Вика перестала смеяться и растянулась на своей кровати, томно и загадочно улыбаясь, – Трахаться приятно…
– Девоньки, на обед! Потом на поле пробный заезд! На помидоры! – прервала обещавший быть горячим разговор одна из училок, громко постучав ключом о железную дверь.
«Пробный заезд» затянулся до самого заката, пока солнце на горизонте не растеклось всеми оттенками красного. Уставшие и голодные, мы уже ненавидели эти чёртовы, специфически пахнущие кусты с розовыми плодами разнообразной формы и размера, когда Нина Артёмовна громко скомандовала закругляться.
– Где автобус? Сколько можно? – возмущалась она вместе с другими учителями, теребя несчастного мужичка в застиранной робе, по-видимому, не шибко авторитетного, – Мы что здесь ночевать будем? Дети есть хотят. Безобразие!
Мужик вяло защищался и растерянно разводил руками, жалея, что не смылся пару часов назад вместе с агрономом.
Сельский автобус, перекособоченный и неуклюжий, наконец, появился вместе с клубами пыли и довольными возгласами замученных работой ребят. Неугомонные училки, недолго думая, переключились с несчастного мужичка на водителя.
– Сломался, имею право. Будете орать-вообще уеду, – недружелюбно отозвался тот, агрессивно сплёвывая, и все заткнулись.
Ехали в полной тишине. Проклинали помидоры. Хотели домой.
Когда автобус поравнялся с кромкой леса, Вика, которая сидела прямо передо мной, заметно заёрзала, то и дело выглядывая в окно и пытаясь разглядеть в стремительно угасающем дневном свете что-то одной ей понятное.
– А можно Вас спросить? – вдруг крикнула она в сторону водителя, пугая задремавшую рядом Нину Артёмовну, – Водитель, а, водитель?
– Ну, спроси, – буркнул себе под нос ненавидящий весь мир дядька.
– А правда у вас в лесу приведение живет?
– Какое? – дядька раздражённо хмыкнул.
– Квадратное, – не успокаивалась настойчивая Вика, ничуть не обиженная очевидной неохотой водителя общаться.
– Правда, – и дядька легким рывком задвинул себя засиженной мухами шторкой, давая понять, что разговор окончен.
Пейзаж за окном понемногу накрывала сизая мгла. Очень скоро погасли все краски. В кромешной темноте мы подъехали к нашему лагерю и выбравшись из автобуса, испуганно столпились возле ворот. Электричества не было. Безлунное, затянутое облаками небо лишь усугубляло положение.
