– У меня фонарик с собой есть. Наверное, электричество отключили. Тут сельская местность, отключают часто. Вот я фонарик и взял.
– И где Ваш фонарик, Михаил Владимирович?
– Э, видимо в вагончике забыл…
– Все у Вас через… не как у людей.
– Вы бы сами, Нина Артёмовна, поинтересовались, куда едете. И фонарик взяли!
С недовольным фырканьем, автобус скрылся во тьме. Стало по-настоящему жутко. Понемногу мои глаза привыкли к иссиня-чёрной темноте пасмурного деревенского вечера, и я смогла различить смутную человеческую фигуру, неуверенно крадущуюся вдоль забора. Это физрук Михаил Владимирович пошёл искать свой фонарик.
– Ах, ё… твою мать, – негромко выругался он, видимо ударившись, – Эй, кто-нибудь! Сторож! Что за…
Послышался отчаянный собачий лай и звук отпираемой двери. Вместе со столбом яркого света на пороге сторожки показался кое-как одетый, по-видимому, только что проснувшийся, ещё пьяный сторож с керосиновой лампой в руках.
– Ой, эт вы! Ой, эт вы… что ж вы так долго… Серюня, фу! Серый, кому говорю?
– Проводите детей, наконец. Безобразие! – раздражённо гаркнула на бестолкового пьянчужку Нина Артемовна.
– Ой, да что ж так поздно… Люба-Люба! Зажигай свечи, ужинать приехали.
Я почувствовала себя средневековой барыней, вернувшейся в своё мрачное загородное поместье затемно, когда помятая, дурно пахнущая, видимо бухавшая со сторожем, кухонный работник Люба, степенно провожала нас в столовую, попутно зажигая длинные свечи в настенных подсвечниках. Прям готический замок какой-то. Я невольно залюбовалась мерцающими тенями на потолке.
– Ольга Петровна, а где здесь туалет? Полдня терплю, обосрусь сейчас, – прервала мои размышления одна из одноклассниц.
– Мартынова, ты же девочка, как ты выражаешься?
– Девочка-не девочка, а обосрусь, – продолжала несчастная Мартынова, всем своим видом показывая, насколько сильно хочет в туалет.
Никто даже не засмеялся. Многие тоже давно терпели.
– Люба, проводите девочек. Михаил Владимирович, а Вы мальчиков.
Я тоже устремилась вслед за девчонками, по следам оказавшейся довольно проворной для пухлой комплекции Любы, освещавшей наш путь керосиновой лампой. К моему удивлению, неугомонная Люба решительно вышла через заднюю калитку и засеменила по узкой тропинке, стремительно углубляясь в пугающий своей неизвестностью страшный тёмный лес. Неожиданно мы оказались перед кое-как сбитым деревянным строением.
– Это… туалет? – демонстративно поморщилась дерзкая Вика, кивая в сторону толчка, – Я лучше в кусты.
– Не советую, – отозвалась Люба грубым, низким, каким-то заупокойным голосом.
– Привидение? – поёжилась испуганная Мартынова, хватаясь за урчащий живот.
– Нет, крапива, – без смеха возразила Люба, лениво отворачивая от нас одутловатое лицо с тёмными кругами вокруг глаз и опустила лампу на землю, – Ну, вы срёте или мне тут до утра торчать?
– Дура ты, Люба! – плюнула невежливая Вика в сторону кухарки, годившейся ей в матери, и смело шагнула в темноту, – Кто со мной? – Казавшаяся обескураженной Фарида молча двинулась вслед за подружкой. Переминающаяся с ноги на ногу, давно страдающая Мартынова поспешила занять туалет, перед которым уже образовалась довольно длинная очередь.
Я оказалась почти в самом конце.
Небольшую полянку бодро освещала слегка чадящая керосинка, поэтому заблудиться я не боялась. Сбегать в заросли по-маленькому я точно успевала, ведь Мартынова явно засела надолго. Привидения, если они и были, местных не пугали, иначе они не стали бы отстраивать сортир в лесу, поэтому я посчитала логичным по этому вопросу не беспокоиться. Сбегаю быстро и будь, что будет.
