После октябрьского переворота о Петре Яновиче Ягго вспомнили – революция нуждалась в таких людях – и направили в ВЧК под крыло Артура Христиановича Артузова, громившего контрреволюцию в северных губерниях. Через руки Петра Яновича под хруст перебитых ключиц и выдернутых пыточными крючьями рёбер проследовали к праотцам многие видные и уважаемые граждане Архангельска и Вологды.
Уже в 1919 году в коридорах ОГПУ о Ягго старались упоминать вполголоса, его имя наводило страх не только на арестованных, но и на работавших с ним бок о бок чекистов. Во время Кронштадтского мятежа 1921 года (тогда к смертной казни приговорили 2100 революционно настроенных моряков) Петр Янович заложил исток коллективного уничтожения людей – что было ещё неслыханно в практике правоохранительных органов Советов. Позже, по рекомендации комиссара госбезопасности Гершеля Гершелевича Иегуды, которому покровительствовал сам Дзержинский, заплечных дел мастера перевели на постоянную работу в Исполнительную тюрьму, возникшую после октябрьского переворота на месте мужского монастыря. Там он вырос из обыкновенного надзирателя в офицера по особым поручениям (так официально числились в тюремных штатных расписаниях палачи), а впоследствии, перед выходом на пенсию, несмотря на трёхклассное образование, ему присвоили полковничье звание и утвердили на должности начальника той самой тюрьмы.
Новая власть заменила двенадцатиклассное гимназическое обучение шестиклассным, а шестилетнее высшее – на трёхлетнее, изъяв из учебных программ логику, философию и другие классические науки. Образование перестало играть роль в продвижении по карьерной лестнице. Больше ценились правильное классовое происхождение и безоговорочная вера в марксизм-ленинизм, в эту новую религию в стране с тысячелетней историей православия. Управлять государством, опутанным паутиной концентрационных лагерей, по твёрдому убеждению Ленина, вполне могла и кухарка.
Накануне трагической гибели певца революции Владимира Владимировича Маяковского, а именно ранним утром 14 апреля 1930 года, зловещую фигуру Ягго видели у дома Стахеева, где поэт снимал меблированные комнаты. Хотя достоверно свидетельствовать об этом эпизоде очевидцы отказывались наотрез, потому как стоило только дворнику соседнего квартала хлебнуть лишнего и завести с жильцом из мансарды задушевный разговор, оный дворник той же ночью исчез самым загадочным образом в неизвестном направлении.
В трудные для страны годы массовых репрессий, в результате которых были приговорены к расстрелу сотни виднейших участников революции и Гражданской войны, красного ката берегли, составляя щадящий график казней с учётом выходных товарища Ягго.
И, конечно же, индустрия смерти не миновала и Гершеля Гершелевича. Поговаривали, что сам Сталин увлекался его красавицей женой – рыжеволосой Суламифью. Она же, в пику Хозяину, завела публичный роман с комбригом Валерием Чкаловым и тем самым обрекла прославленного лётчика на героическую гибель.
В тридцать восьмом нарком Ежов кинул Гершеля Гершелевича к ногам Петра Яновича. Видя, что Иегуда, поставленный на колени со связанными за спиной руками, не сопротивляется, тот ласково поддержал вчерашнего шефа, целясь ему в затылок:
– Не извольте сумлеваться, товарисч, исполним, как в луччих переспективах – исчо и не обижался никто.
Сам начальник Главного Управления тюрем НКВД СССР Шимон Аперт, наслышанный о доблестных подвигах подчинённого Ягго, несколько раз лично наблюдал отлаженную до мелочей работу Петра Яновича. Позже, в 1937–1938 годах, когда суды и «тройки» не справлялись с «напряжённой» работой, Председатель Совета Народных Комиссаров Вячеслав Молотов вспомнит ягговский опыт и, с целью ускорения и упрощения «процесса», предложит Сталину не разбираться с каждым обвиняемым отдельно, а судить и расстреливать списками.
