Квебрахо. Альманах - страница 11

С самого утра мы оказались в объятиях друг друга. Сколько нежности было в его словах. Как ласково скользили его руки по моей спине. Как бережно он держал меня за плечи и бархатным голосом говорил, что когда-нибудь наступит взросление, и когда-нибудь я совершу свой девичий дебют и стану женщиной. Так лучше, если это будет мужчина, уже имевший дело с женщинами, чем прыщавый пацан – неумейка, который сделает очень больно и наступит отвращение ко всему мужскому роду. Так бывает.

Представьте, что мне совсем не стыдно было раздеваться перед Кириллом. Я видела, как это делают в кино порноактрисы. Он смотрел на меня с восхищением, жадно рассматривал каждую обнажающуюся часть тела. А я не торопилась, я как профессионалка набивала себе цену.

Первый мужчина, ну разве это можно забыть! Его ласки, его поцелуи, его касание, тот восторг, который испытываешь при первом вхождении мужчины в тебя. Я ничего не помню, я куда-то провалилась, я была наполнена счастьем, я хотела, чтобы это длилось вечно. Но вот я поняла, что всё закончилось и меня заколотило. Кирилл как мог, успокаивал, дал какую-то таблетку, и мне стало лучше.

Мы провалялись до обеда, совсем забыли, что уже давно кончились уроки, а пришедшая с занятий Ляля и увидевшая меня в постели с отцом, как будто, ничему не удивилась, просто холодно попрощалась, когда Кирилл провожал меня.

Это была пятница. Есть ещё два дня и три ночи, чтобы всё обдумать, что сказать маме. Разве можно такое сказать маме? А её опять нет, и не будет два дня. В записке она сообщила, что поехала с группой сослуживцев на экскурсию в Питер. Оставила мне немного денег, просила быть умницей, делать уроки – учёба главное в сегодняшней жизни.

Ох, мама, мама. Знала бы ты, что творится с твоей дочерью. Похоже, что твоё счастье сейчас для тебя важней, чем моё.

Мы с Кириллом ещё несколько раз встречались, так же бурно, но уже более осознанно любили друг друга, пока я не почувствовала в себе изменения. Начался токсикоз – верный показатель беременности. Мама ничего не замечала, она просто разрывалась между мной и её новым возлюбленным. Я рассказала Кириллу. Он посадил меня в мягкое кресло, сам сел рядом и стал мне выговаривать. В его голосе появилась жёсткая металлическая нотка. Я должна была войти в его положение: он не может открыло со мной жить, воспитывать моего ребёнка, ему вполне хватает Ляли. Потом размеренными шагами подошёл к прикроватной тумбочке, достал, не считая, раскрытую пачку денег и передал мне их со словами, что этого вполне хватит на аборт, на моральные издержки, на то, чтобы купить себе что-нибудь новенькое из одежды, сходить в парикмахерскую и привести себя в порядок. Что я должна гордиться, что среди подружек уже не девочка и это новая роль в моей жизни.

Я даже не заплакала.

Так рухнула моя мечта о счастливой жизни.

Вот, вчера была на консультации, сегодня еду взрослеть. Знаю, что это опасно. Набралась сил и всё рассказала маме. Обе прорыдали весь вечер. Никакого упрёка в свой адрес я не услышала. Похоже, что и её роман идёт к такому же финалу.

Тут уже я направился к выходу. Моя станция. Она назвалась Леной, но я уже ничего не мог сказать. Через двадцать минут у меня начинается первый урок, и мне придётся говорить о любви в романе Л.Н.Толстого «Война и мир».

II

Неожиданно эта история получила продолжение.

Первого сентября к моим одиннадцатиклассникам подошла завуч, ведя перед собой стройную девушку с огромными глазами. Я сразу узнал Лену и повёл себя как старый знакомый. Она, похоже, обрадовалась тому, что будет учиться в моём классе, и в то же время испугалась того, что я знаю её страшную тайну. Я представил Лену классу, а ей шепнул, что от меня никто ничего не узнает. Ребята обступили новенькую, и она пыталась до начала линейки ответить на все вопросы. А главный вопрос, почему она перешла в нашу школу, оказался самым лёгким. Здесь, недалеко от школы, находится бассейн, в котором Лена занимается четыре раза в неделю.