Ну, я как всегда о себе. Пора переходить к делу.
На работу мне добираться было очень удобно, восемь минут на метро, да десять минут пешком. Опоздать на первый урок было просто невозможно. Завучи это очень ценили. А московское метро так устроено: утром все едут на работу в центр, а вечером возвращаются с работы из центра. А я-то еду в Люблино, на периферию, в свободном вагоне и редко стоя. Для меня всегда находилось свободное местечко. Ещё успевал почитать план первого урока и сделать очередные пометки.
В этот день я вошёл в вагон и сразу прошёл к противоположным дверям, что предполагало моё стояние до станции назначения. Рядом стояла девочка – подросток небывалой кукольной красоты, с огромными завораживающими глазами, в которых жила серая тоска. Даже не это меня удивило, а содержание её прозрачного пластикового пакета: пелёнка, сменная обувь (тапочки), белые носочки, новые, ещё с этикеткой фирмы изготовителя, детский крем, салфетки, отдельный пакетика с нижним бельём, два бутерброда с колбасой и сыром, бутылочка минералки без газа, что-то ещё…
Я припомнил, как когда-то провожал свою жену с таким же набором предметов личной гигиены на аборт. Но главное, она держала в руках томик Л.Н.Толстого «Война и мир» раскрытый на том месте, где описывались неудачные роды маленькой княгини. Я ужаснулся: десятиклассница едет в платную клинику Марьино, чтобы прервать нежелательную беременность.
Весь мой вид изображал вопрос: «Что случилось?» Ну что случилось и так понятно, но я всё-таки спросил, могу ли чем-нибудь помочь. Девочка очень по-взрослому посмотрела на меня своими глазами – очаровашками, и в них я увидел ещё больше грусти и тоски.
– Нет, – сказала она резко, но без грубости.
– Что случилось? – всё-таки спросил я. И, не видя во мне врага, она, уже немного смягчив тон, рассказала мне про свою беду.
– История стара как мир, – начала она, и я весь превратился в слух. – Я перешла в десятый класс (это я легко понял по «Войне и миру». У меня в десятом тоже идёт Лев Толстой). На линейке первого сентября классная подвела к нам новенькую и сказала, что её зовут Ляля, и она будет учиться в нашем классе. Мы все обступили её, расспрашивали, что да как. Она с улыбкой нам отвечала и особенно охотно на дерзкие вопросы мальчишек. Короче, уже после третьего урока Ляля стала всеобщей любимицей. Вдобавок, её посадили рядом со мной на третью парту, потому что Игорь Семёнов ушёл после девятого в технологический колледж учиться на ремонтника холодильного оборудования, и место у окна пустовало.
Ляля умела не только болтать обо всём, но и учиться. А училась она хорошо, и за первые две недели стала примерной ученицей для всех учителей. Не было предмета, в котором бы Ляля чего-то не понимала. Она мне часто помогала на уроках разобраться в трудных вопросах алгебры и химии.
Очень скоро мы стали подругами. У нас было много общего: любили одну и ту же музыку, фанатели от одних и тех же киноактёров, нравились мускулистые накачанные парни. Но было главное: я росла без отца, он ушёл из семьи, когда мне было уже десять лет, и я страшно переживала родительский развод. А Ляля даже не помнила свою мать, а об отце говорить не любила – он какой-то уникальный специалист в области хирургии, всегда на работе и часто меняет место работы. Вот и сейчас приехал в Москву по приглашению Лео Бохерии, а прежняя его клиника находилась в Уфе. Ляле там очень нравилось: простые отзывчивые люди, татары, башкиры, греки, русские – все действительно живут одной семьёй. Если это не маленькая деревушка. Тогда там порядок устанавливает начальник отделения милиции.
