У домика на краю Лугов, где две пожилых сестры держали школу (я часто видел, как ходили туда и обратно ученики с книжками и грифельными дощечками), я спросил:
– Когда я научусь читать, я пойду в эту школу?
– Нет, я и дальше буду сама тебя учить. У нас будет собственная маленькая школа, очень веселая. Я попросила дядю Марти купить нам целую кучу книг, во вчерашнем письме сказано, что он их отправил, теперь их можно ждать со дня на день. Вот эту новость я и хотела тебе вчера рассказать. – Она схватилась за лоб. – Ох, за этой суматохой я забыла утром ответить на письмо. Напомнишь мне позднее, Джонни?
– Как по-твоему, какие он выбрал книги?
– Ну, – отвечала она, – он был немножко нездоров, а потому попросил другого джентльмена, чтобы тот выбрал книги, – мистера Сансью, мы оба его знаем.
Мы миновали пруд, где скапливалась речная вода, и в конце Лугов достигли моста; там дорога разветвлялась. Левая дорога большим кругом шла по деревне – этим путем мы пользовались всегда; другая, нами не хоженная, поднималась на Висельный холм, к дорожной заставе.
– Ну, пожалуйста, давай поднимемся на холм.
– Тебе было сказано уже сто раз, что никаких виселиц там больше нет.
Это было правдой, но я не мог поверить, что там так уж и не на что смотреть.
– Да ну их, виселицы. Я другое хочу увидеть, ты знаешь.
– Хорошо, мы пройдемся туда, но только до заставы.
Вначале дорога была зажата между высокой стеной слева и разросшейся живой изгородью справа, и по пути ничего нельзя было разглядеть. Однажды нам пришлось буквально вжаться в стену, когда с холма, подскакивая на дорожных камнях, прокатилась с грохотом большая повозка. Дальше верх стены местами был обломан, и мы видели по ту сторону густо-зеленый волнистый склон долины, там и сям украшенный случайным деревцем.
– Там вроде бы что-то блестит, – воскликнул я. – Как ты думаешь, это озеро?
– Это лесопарк при большом имении, – мягко заметила мать.
– Я вижу оленя!
– Да, они сохраняют дичь. – Через несколько шагов она добавила: – Кстати, Джонни, никогда не спрашивай Сьюки о ее отце. Ты сделаешь ей очень больно. Когда подрастешь, я тебе объясню.
Но я не слушал, потому что вот-вот должна была показаться застава. Временами я подскакивал, чтобы заглянуть за высокую живую изгородь, и однажды заметил верх большого фургона, который предшествовал нам под прямым углом к нашему пути. Немного дальше мне уже не потребовалось подпрыгивать, чтобы увидеть груз – высокие охапки соломы – и человека наверху, но не кучера и не лошадей; поэтому казалось, что человек этот парит по волшебству над изгородью, как мальчик из арабских сказок. Двигалась эта громоздкая колымага на удивление быстро – явно быстрее, чем я, пеший. Взволновавшись, я повернулся и крикнул:
– Это, наверно, застава!
– Нам пора обратно.
– Ну, еще чуть-чуть, – заныл я.
– Нет. Погода портится, того и гляди пойдет дождь.
Это была правда, на востоке голубизна неба немного потемнела, хотя на западе по-прежнему светило солнце.
Мать потянулась ко мне, но я припустил в гору. К вершине путь сделался пологим, проезд расширился и превратился в грязное устье, откуда налево и направо расходились колеи. Внезапно я очутился на большой дороге: широкая, совершенно плоская каменистая полоса простиралась в обе стороны, местами терялась во впадинах хребта, неизменно появлялась снова и окончательно исчезала из виду на расстоянии две или три мили в том и другом конце. Я поскреб ее ногой, но зацепил лишь несколько мелких камешков; щебень держало твердое, смолянистое покрытие, какого я никогда не видел. У поворота стоял столб-указатель с надписью: «Л: CLIX», и теперь я знаю, какой город был обозначен буквой «Л».
