– Конечно понимаю! – воскликнул я. – Именно благодаря кодициллу, приложенному к завещанию моего прапрадеда, которое мистер Эскрит…
К моему удивлению, мистер Ноллот меня перебил:
– Мне известно в подробностях, каким образом ваш дед приобрел его через посредство мистера Эскрита. Но скажите мне, что с ним сталось после того, как ваш отец вверил его на сохранение вашей матушке в гостинице в Хартфорде.
– Думаю, что кодицилл лишь совсем недавно перешел в руки семейства Клоудиров. – Я растолковал, каким обманным путем матушку удалось вынудить передать его мистеру Сансью (под маской Степлайта); я сказал, что не сомневаюсь в его пособничестве Клоудирам на пару с миссис Фортисквинс.
– Так, теперь мне понятно то, что я случайно подслушал. Они, должно быть, представили кодицилл в канцлерский суд, поскольку председатель Апелляционного суда менее чем через неделю намерен назначить над вами судебную опеку.
– Так, выходит, я не ошибся! – вскричал я, вспоминая свои догадки о важности моего появления в зале суда.
Мистер Ноллот попросил пояснений, и я вкратце изложил историю матушки и свою собственную вплоть до ее кончины, затем описал, каким образом попал в западню у дома Дэниела Портьюса и его жены; как меня обманом заставили поверить, будто я повстречал их по чистой случайности; как меня препроводили в зал суда, где многое из услышанного и увиденного повергло меня в замешательство; как Эмма лживо заверяла меня, что я волей закона определен под опекунство их семейства; как мне удалось установить их действительные имена; как я пытался бежать, но был пойман и привезен сюда.
– Тогда вам должно быть понятно, – задал мне вопрос мистер Ноллот, – что по вашей кончине ваш дедушка, Сайлас Клоудир, незамедлительно унаследует имение Хафем? – Я кивнул, и он продолжил: – Вот почему Питера всегда так заботила безопасность вашей матушки. План Клоудиров близок к осуществлению: из того, что мне удалось подслушать, ясно, что они поручили доктору Алабастеру либо с вами разделаться, либо гарантировать подлинность вашего умопомешательства до того, как председатель суда подпишет судебное распоряжение, а иначе Момпессоны предложат ему передать вас на попечение другого доктора. Посему на разрешение вопроса остается всего неделя.
– Но неужели у судьи не зародятся подозрения, если я… – возразил я, не сумев докончить фразы.
– Не зародятся, – задумчиво проговорил мистер Ноллот. – Взгляните на дело его глазами. Он видел вас в зале суда больным и растерянным. Позднее два мировых судьи обследовали вас, что и требовалось, и подписали заключение о вашем содержании под замком, факт вашего безумия они готовы засвидетельствовать. Ибо как вы себя вели? Бросали собственному семейству нелепые обвинения, отказывались от еды, утверждая, будто вас собираются отравить!
– И что же, по вашему мнению, меня ждет?
– Комиссия по случаям умопомешательства, назначенная канцлерским судом, вероятно, вас освидетельствует и, надо думать, признает душевнобольным, о чем, полагаю, доктор Алабастер непременно позаботится, и если прошение Момпессонов будет отклонено, вам придется оставаться здесь неопределенно долго. Впрочем, не думаю, что при таком обороте событий вам позволят слишком долго задержаться на этом свете.
Оба мы какое-то время помолчали, потом мистер Ноллот произнес:
– Вам во что бы то ни стало нужно отсюда бежать – и как можно скорее. Но вот как?
