Мама отлично понимала, куда клонит соседка.
– И какая это сорока тебе в уши настрекотала? Ладно, давайте сегодня у нас соберёмся.
Наши отцы быстро переодевались и всей троицей, весело переговариваясь, оживлённо жестикулируя, устремлялись к центру города, в винный магазин. А матерей ждала кухня.
Вспоминая сейчас подобные сценки и следовавшие за ними соседские посиделки вскладчину, я подумал вот о чём.
Мои дедушки, бабушки, я думаю, делили свою жизнь так: до революции и после. Наши родители: до войны и после.
Поколение моложе меня лет на десять-пятнадцать: до перестройки и после. А вот жизнь своего поколения я бы разделил так: до телевидения и после.
Да, я понимаю, это прогресс, это цивилизация и информация. Но с появлением телевизоров, люди захлопнулись в своих домах и квартирах. Перестали просто нормально общаться, и не обязательно за общим столом с выпивкой. До каких уродливых масштабов, до какого абсурда дошло это в наше время, с его компьютерами, эсемесками и интернетом, тогда в пятидесятые годы, даже представить было невозможно. Сейчас видят и понимают эту проблему многие, но сделать уже ничего не могут. Телевизионного и интернетовского «джина» выпустили из бутылки.
Примерно часам к четырём, всё было готово. В большой комнате раздвигался большой овальный стол, мать застилала его белой скатертью, ставила закуски. Мы с сестрой расставляли посуду. Обычно наших стульев не хватало, бежали к забору, соседская ребятня передавала нам свои табуретки и стулья. Позвякивая бутылками в авоське, возвращались из магазина мужчины. Когда всё стояло на столе, наши матери исчезали из вида. Минут через двадцать появлялись уже принаряженными. В воздухе носились запахи духов «Красная Москва» и каких-то цветочных духов. Город был молодой, магазинов было меньше, чем пальцев на одной руке. Да и выбор в те годы во всей стране, был невелик. Прошло всего десять лет, как закончилась война, не до духов было государству.
Соседи приходили с детьми. Садились за стол, выпивали, закусывали, танцевали под радиолу. После второй-третьей рюмки, нас детей, отправляли в другую комнату, снабдив выпечкой и сладостями, если они были. Мужчины выходили на перекур.
В тот майский день всё так и было. Чтобы не толкаться на крыльце, отец с приятелями вышли в огород. Мне было не интересно сидеть в комнате со старшими девчонками. Рекс имел явное желание посетить «туалет» и мы выскочили с ним на улицу. Протиснувшись сквозь частокол ног, пёс, смешно подкидывая зад, помчался в свой угол возле сарая. Слегка покрутился, обнюхивая землю. Выбрал место, сказав своё собачье «уф», присел и с наслаждением стал избавляться от избытков влаги.
Кроме дяди Паши никто не обратил внимания на это знаковое событие, а он повернулся ко мне и спросил.
– Как ты сказал, зовут пса?
– Лекс! – Гордо ответил я картавя, меняя звук «р» на «л».
Дядя Паша повернулся к моему отцу, толкнул его в плечо.
– Григорич, смотри сюда! – И ткнул пальцем в сторону собаки.
Отец сходу не понял в чём дело. Приятель хлопнул себя по ляжкам и, хохоча, чуть ли не пошёл вприсядку.
– Рекс! Ой, сейчас сдохну от смеха! Они её назвали Рексом!
Хрипел, аж закашлялся от смеха. Следом заржал Петрович. Дошло и до отца. Кто-то из приятелей, изнемогая от смеха, сипел,
– Девку назвали Рексом. Ой, не могу! Ну, Григорич, ты даёшь!
– А я что, под хвост ему заглядывал что ли?
