Лабиринт для Минотавра - страница 36

Казалось, что он никогда ее не настигнет, хотя она теперь двигалась неторопливо, а он несся за ней вприпрыжку и при иных обстоятельствах настиг бы любую юркую добычу, какая только могла водиться в топях. Но расстояние между ними сокращалось неохотно, будто они превратились в гипостазис апории про комара, который в полете никак не мог догнать ползущую улитку. Нерис помедлила перед возникшим среди низкорослой растительности люком, открыла его и нырнула внутрь. Когда Минотавр в четыре прыжка оказался там же, перед ним сгустилась громадная фигура в знакомой хламиде. Искажение масштаба оказалось столь велико, что Минотавр ощутил себя крошечным существом – гигант пальцем мог раздавить его.

– Не стоит, – предупредил Вергилий. – Вы и так нарушили достаточно правил и предписаний, поэтому настоятельно требую не усугублять содеянного.

Минотавр набычился, стиснул кулачища. Гигантская фигура Вергилия казалась серьезным препятствием, хотя он и был уверен – она всего лишь иллюзия, и его лоцман в лабиринте Санаториума остался таким, каким и был – бодни в живот, и переломится, но Минотавр колебался, прежде чем одолеть последний рубеж на пути к разгадке Саломеи.

– Почему?! – прорычал Минотавр.

Вергилий вытянул руку и приложил ладонь к груди Минотавра. И тот ощутил, будто перед ним возникла неодолимая стена, препятствие, которое не одолеть никаким усилием сил и воли. Тотальность такого ощущения словно воронка сливного отверстия, туда бурным потоком устремились силы, до сих пор двигавшие Минотавром. Его сразила глубочайшая усталость, он покачнулся, попытался опереться хоть обо что-то, но сил не хватало даже на легкий взмах руки. Тело его растянулось на решетчатых поёлах, они казались мягче спального мха, располагая погрузиться в глубочайший сон.

И явилось Минотавру видение, которое и сном нельзя назвать, так как нечто неуловимо отличало его от картин, посещавших каждого, кто спал, хотя и не всегда оставлявших в памяти след. И в этом видении была Саломея, вот только сам он, наблюдавший за ней, был кем-то другим, кто знал Нерис очень давно и ощущал к ней нечто, что не укладывалось в гипостазис праздного любопытства. Ярко освещенный отсек уставлен подставками со скульптурами, Минотавр тщетно пытался определить – что данные скульптуры воплощали.

– Мы – это всё, что у тебя есть, – раздался голос, и звучал он необычно, пока Минотавр не сообразил, что говорит тот, чьими глазами он воспринимает происходящее. – Пожалуйста, вспомни! Нерис! Саломея… Ариадна, протяни мне свою нить, это же я, твой Минотавр! – Говорящий приблизился к Саломее, сидевшей на высоком седалище перед комом влажной субстанции. Возвращенная была сосредоточена на чем-то исключительно внутри нее и задумчиво жевала пряную бодрящую палочку. Но вот она протянула к бесформенной массе руки, но не коснулась ее, а водила над ней кончиками нервных рук с удивительно крупными, болезненно распухшими суставами. И вот поразительно – субстанция ощущала близость пальцев, по ней, в согласии с их движениями, пролегали вмятины, борозды, отчего возникало ощущение, будто внутри пряталось нечто живое, стремящееся вырваться, словно из икринки, если только существовали подобные икринки – бесформенные, с глинистой оболочкой.

Тот, в ком пребывал Минотавр, тоже протянул руку, Саломея пыталась ее оттолкнуть, но тот оказался ловчее – вдавил в субстанцию нечто, похожее на светящуюся горошину – крохотную и переливчатую. Нерис издала горловой звук, стараясь сковырнуть посторонний предмет. Горошина вспыхнула, и в воздухе всплыло изображение семьи с тремя отпрысками еще в том возрасте, когда непросто определить – кем им предстоит оформиться. По крайней мере, сам Минотавр, опытом отцовства или близкого знакомства с отпрысками не обладавший, затруднился бы подобрать им подарок на день рождения – куколок или строительные кубики.