И доказать, что брошен он напрасно,
Куда-то в пропасть в тот момент летел,
Когда смотрел на море безучастно,
И только остров, таявший вдали,
Казался лишь подобьем дома снова.
И громко пел о небе и любви,
Он на краю прибежища земного.
№№№
Младенец, огненный, пламенный младенец появился в свой срок, и как сын Лето, он был рожден на острове, который правда не плыл в океане, а только омывался им, но никого из близких, кроме сурового деда, который часто у них бывал, ребенок в те дни не мог видеть. Да и вечно тоскующая мать, то рыдала, то смеялась, но все время была чем-то недовольна. Никакой любви и ласки он не видел и не чувствовал никогда и это породило в душе его спесь и гордыню.
Фаэтон – так они назвали младенца, как только что-то начал понимать, прислушивался к разговору матушки с дедом. И хотя пока много не знал, не понимал, но все-таки догадался, что их почему-то спрятали на том самом острове, где даже Сатиров невозможно было отыскать, а ведь сатиры были везде, только тут пустота и печаль. Но в чем же они провинились так пере миром?
– Я хочу вернуться домой, – твердила она, все время, как только к ним заглядывал его дед. – Там мой возлюбленный, и это я подарила ему сына, а не твоя Персея. Он, наверное, даже не ведает о том, но скоро он все узнает, и тогда вам всем будет туго.
Но Старик оставался злым и суровым:
– Надо было раньше думать, когда ты в постель к мужу сестры прыгала, – отвечал Океан, – а теперь оставайся пока тут, там тебе больше нечего делать.
Но оба они понимали, что отступать вероломная девица не собиралась. Она часами смотрела в небо, и говорила парню, что там остается его отец.
– Наступит день, когда и ты побываешь там обязательно, прокатишься по небу в золотой колеснице, потому что ты его сын. Он не сможет тебе в том отказать, а может и вовсе заберет с собой. Только подожди немного, и ты получишь все, что есть у детей Персы.
№№№№
Однажды на остров заглянула Эрида, она с самого начала знала, где они прячут девицу, но долго там не появлялась. И только после того, как парень повзрослел, она решила побывать там и все увидеть своими глазами.
Эрида долго разговаривала с Климентой, ничем ее утешить так и не смогла, только сказала, что так будет не только с ней и с ее сыном.
– Дочь Персы тоже будет жить на далеком острове почти все время в одиночестве, и редко кому ее захочется навещать. Ну если тебя это утешит, то знай, что судьбы ваши так похожи.
– Да, но это ее желание, ей не нужно ни от кого прятаться, – стонала Климента.
Она понимала, как она тоскует без Гелиоса, как ей становится плохо, скверно, и что может быть с нею на этом, покинутом богами краю земли, где даже ни один сатир не появляется. Ей все-таки придется расплатиться за то, что она совершила. Она не сможет уйти от расплаты.
Услышав о сатирах, Эрида усмехнулась:
– Тут можешь не волноваться, будут тебе сатиры, жаль, что раньше не знала. Я бы тебе парочку уж пригнала, но не плачь, долго их ждать не придется. Такого добра везде хватает, и у тебя они будут тоже
Говоря о Цирцее, Эрида умолчала о том, что сменятся времена, Титаны останутся на краю света, проигравшие в войне с богами и не могут жить иначе. И о новых богах она ничего говорить не стала. Пусть все остается как есть. Ничего другого ей и не хотелось больше. Всему свое время
