Лабиринты алхимии - страница 46
Из этой краткой биографии можно сделать вывод, что «157 Алхимических Канонов» были написаны (или переработаны) Ф.М. Ван Гельмонтом во время его пребывания в Англии, и их перевод на английский язык мог быть сделан самим автором или, во всяком случае, с его ведома. Это явилось первой причиной выбора для исследования именно этого сочинения как прижизненного, возможно, авторского или авторизованного перевода алхимического трактата на английский язык.
Во-вторых, сжатое изложение Канонов облегчает работу над их смысловыми единицами по сравнению с текстами других алхимических трактатов, где изложение также традиционно перепутано, а вычленение отдельных смысловых единиц затруднено из-за больших массивов текста. В «157 Алхимических Канонах» – напротив: одно или несколько предложений, заключенных в один Канон, соотносятся с одним смысловым посылом, который иногда перетекает в следующий Канон, дает при расшифровке возможность более глубокого проникновения в смысл высказывания. В-третьих, короткие пронумерованные высказывания облегчают составление логической цепочки последовательности смыслов. В-четвертых, обращение за разъяснениями для отдельных высказываний к другим алхимическим трактатам по старой алхимической максиме: «liber aperit librum (книга открывает (то есть поясняет) книгу – лат.)»[186] дает больше уверенности в справедливости тождества постигаемых смыслов.
Выявив в Главе III правила функционирования алхимических трактатов, перейдем к выявлению их структуры, поскольку «структура – это, в сущности, отображение предмета, но отображение направленное, заинтересованное, поскольку модель предмета выявляет нечто такое, что осталось невидимым или, если угодно, интеллигибельным в самом моделируемом предмете»[187]. Правила выявления структуры и традиционной композиции алхимических трактатов и будут, по сути, разработкой методики их герменевтики. В целом она состоит из четырех этапов.
В самом начале работы по герменевтике алхимических текстов мы сталкиваемся с обычным переводом их на русский язык с иностранного, однако для вычленения их смыслов необходимо «перевести» алхимический текст еще раз: с алхимического языка на общедоступный. Это необходимо, поскольку, читая алхимический трактат так, как он написан, мы невольно, но по задумке автора, «помещаемся в бездну» символов, воспринимая их, по словам Р. Барта, в «глубинном, можно сказать, геологическом измерении»[188]. Находясь на первых порах в плену символического сознания, мы способны наблюдать только «ярусное залегание означаемого и означающего»[189], которое и формирует символ. Здесь царствует внешний хаос его значений с «его беспорядочной подземной связью переплетенных корней (означаемых)»[190]; вкупе с зеркальными отношениями подобий и аналогий, в тот хаос, в который первоначально помещается Искатель, как мы видели в Главе III.
В процессе такого «перевода» необходимо пристально следить за тем, чтобы не подгонять его под интуицию предпонимания, свойственного любому исследователю. Иными словами, как писал Б. Лонерган: «Если человек не хочет „впитывать“ в текст то, чего в нем нет, он должен выкинуть из головы любые предварительные представления, придерживаться исключительно самого текста, смотреть лишь на то, что в нем стоит, и не смотреть ни на что из того, что в нем не стоит»[191]. На этом этапе следует максимально раскрыться навстречу символам. «„Символ дает пищу для ума": это понравившееся мне изречение говорит о двух вещах, – писал И. Рикёр, – символ дает; не я полагаю смысл, это символ дает смысл; то, что символ дает, – это стимул к мышлению, это то, о чем следует „мыслить“»