– Дай сюда, – тихо попросила она и забрала «подарок» из рук Погодина. Потом положила сверток на ступеньку крыльца, не торопясь, развязала ленточку, откинула розочку в сторону и развернула.
– Так и знала, – усмехнулась Марина Николаевна и взглянула на Ленку.
– Да-да, – зло подтвердила та. – Ваше дитятко, погодинское.
Охи, ахи, возмущенные возгласы! И среди этого шума обиженный голос Владимира Ивановича.
– Марин, чего молчишь? Скажи ей…Этого не может быть, – лепетал Погодин.
Женщина освободила из свертка ребенка, розового со сна, в светлом комбинезончике и желтом чепчике. Ребенок ничего не чувствовал и продолжал посапывать, пуская тонкую слюнку. Погодина подняла ребенка повыше, словно хотела хорошенько его рассмотреть, подержала так с минуту, а потом…уложила себе на грудь, прижала левой рукой, а правую мужу протянула.
– Наш ребенок, погодинской породы, – громко подтвердила она.
Супруг дернулся, открыл рот, чтобы возмутиться, но тут же и закрыл, столкнувшись взглядом с взглядом супруги. Промямлив нечто неразборчивое, Погодин безнадежно махнул рукой и побрел, спотыкаясь на каждом шагу, обратно к липе.
– Гоголь. Финальная сцена, – прокомментировал ситуацию незаметно возникший за спиной матери Сева. Потом он повернулся к Жуляновой. – Вас проводить, мадам, или сами уберетесь?
Ленка глянула презрительно выше Севиной головы и, раскачивая бедрами, нарочито медленно зашагала к калитке. Через минуту за калиткой заработал мотор и, оставив после себя бензиновое облачко, такси пропылило по дороге вдоль дач, вдоль большого ухоженного пруда к полосатому шлагбауму.
– Прошу к столу, – запоздало пригласила гостей Марина Николаевна и первая, с ребенком на руках, прошествовала в дом. За ней гуськом потянулись гости. У крыльца осталась одна Катерина Говорова, недоуменно пожимающая плечами и недовольная тем, как быстро и непонятно спокойно разрешился конфликт. А ведь мог выйти замечательный скандал! Значит, не все гладко в Датском, вернее, в погодинском «королевстве», подумалось ей. И поделом этой задаваке Погодиной. Нечего парней у подруг отбивать. Вот от неё Володька бы ни за что не стал на сторону бегать.
Вытерев пальцами уголки губ и поправив кружавчики на блузке, Говорова поспешила к столу и успела вовремя – на её место рядом с Валерием Сергеевичем уже усаживалась пышная брюнетка в блестящем платье и бриллиантами в ушах.
…Ночью над дачным поселком прогремела короткая гроза, и теперь из сада пахло свежестью и почему-то вишневым вареньем, хотя нынешний год был на вишню неурожайным. Гости разъехались в первом часу. Лиза с подружкой, перемыв гору посуды, без сил свалились на диване, даже не смыв с лица косметику. На веранде, оглушая жильцов ближних дач храпом, спал Всеволод. После долгого июльского дня спал весь дачный поселок, включая собак, кошек и другую живность. И только в окне маленькой спальни погодинской дачи горел свет и изредка оттуда, рассыпая алые искры, вылетал окурок.
Серебряные юбиляры сидели рядышком на кровати, а за их спинами вольготно разметавшись на широком ложе, спал ребенок. Мальчик. Подарок. Сын Ленки Жуляновой и Владимира Ивановича Погодина, как стало всем известно.
– Марин, – Погодин взял жену за руку, – зачем ты, объясни…
Женщина промолчала, только похлопала его ладонью по колену.
– Почему ты ей не сказала, другим…
– Володь, – устало прикрыла глаза Марина Николаевна. – Ну что ты как маленький. Что я должна была сказать? Что этот пацанчик не может быть твоим сыном в принципе? Что ты бесплоден? А как же Сева с Лизой? Про них тоже рассказать надо было?
