Братья были под впечатлением завещания.
– Я не могу сосредоточиться, наша мама – миллионерша! – Пафосно произнес Герман. – Машину себе куплю, – мечтательно вставил Герман, – мама была бы рада. Ник, – обратился он к Никите, – я отказываюсь от твоих баксов.
– Отвяжись ты со своей машиной, уже всех достал. У меня вообще мыслей нет, – сказал Кирилл, – только это завещание.
– Мне кажется, тут надо разобраться, хотя отец и запретил, – настаивал Никита.
– Я тоже так думаю, – Герман стал нервно ходить по комнате, – я всё равно узнаю, вернее, постараюсь узнать.
– Я не участвую, – отрезал Кирилл и вышел покурить, сигарету он давно уже крутил в руке.
– Герка, – Никита аккуратно складывал вещи в дорожную сумку, – там, у родителей в спальне, мамина библиотека, принеси мне в дорогу книгу Пола Алекса, лучше на английском.
– Окей, сэр!
Когда Герман вошел в спальню, отец лежал на кровати, но бра все еще горело.
–Пап, я книжку Никитке возьму, какого-то Пола, не то Алекса?
Герман полез в шкаф и с книжной полки прямо ему в руки упал синий конверт. Герман достал письмо, но тут зазвонил его сотовый телефон, который всегда был у него в кармане. Александр Михайлович посмотрел в сторону Германа и увидел в его руках конверт и письмо. Герман кокетничал по телефону с подружкой. Биневский быстро встал с кровати, подошел к Герману и буквально вырвал конверт.
– Ты чего, пап, – недоумевал Герман.
– Это анамнез, одного моего больного, для тебя, дантиста, не интересно.
– Ладно, не психуй, – Герман вышел, его новая «любовь» висела на телефоне.
Биневский спрятал конверт с письмом под подушку, потом вынул его, долго с ним ходил по комнате, затем положил его в папку с документами, которые планировал завтра отнести в институт и положить в свой личный сейф.
Глава 3. Прошлое и настоящее
Академик Биневский сидел в своем кабинете и медленно, от руки, писал рецензию на диссертацию; дело было довольно скучное, время от времени он зевал и пыхтел, но решил поддержать молодого ученого.
Яркий дневной свет проникал через отрытое окно. Доктор отвлекся от своей рукописи. Весна всегда ассоциировалась у него с Полиной, она очень любила весну, её запахи, нежные желтые цветы мать-и-мачехи, ласковое солнце.… Вдруг он вспомнил про тот «синий конверт», тот ужасный «синий конверт», где она, его «непорочная» Полина, признавалась в измене, но не просто в измене, а в грехопадении, «один из наших сыновей не твой». Эта мысль часто не давала ему покоя.
Самого Биневского нельзя было назвать ангелом. Он был далеко не романтическим человеком, циником, как большинство медиков. Биневский тайно изменял своей Полине, это просто тешило его самолюбие, но серьезных отношений у него не было никогда. Последнее время они жили с Полиной какими-то параллельными жизнями, и только сыновья были тем, что их сближало.
Биневский решил еще раз прочитать письмо. «Может, я что-то не понял, – сомнение закралось в его сердце, – может это шутка?» Он открыл сейф, долго там рылся в бумагах и, наконец, нашел этот злополучный «синий конверт». Он достал из него листок, страничку из тетрадки, и прочитал следующее: «5 июня 1976 год.
``Песня песней” (Библия. Ветхий Завет): “Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина. …Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви. … Возлюбленной мой бел и румян, лучше десяти тысяч других. … Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность… Большие воды не могут потушить любовь, и реки не зальют ее. Если кто давал все богатства дома своего за любовь, то он отвергнут был бы с презрением».
