Читать онлайн Влад Костромин - Лаптепанк

Дизайнер обложки Бродяга

Иллюстратор Бродяга

© Влад Костромин, 2022

© Бродяга, дизайн обложки, 2022

© Бродяга, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-7808-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хорошо в деревне летом? Многие классики утверждают, что хорошо. «Наше все» А. С. Пушкин, уверял, что и зимой в деревне неплохо, если есть кружка и кружка эта не пуста. А я могу Вас заверить, что даже с кружкой порой в деревне не очень. Особенно с кружкой… Трагедии, комедии, фарс, детективы, мистика, ужасы и повседневность – все это тесно переплелось на тесных пыльных деревенских улочках.

Ряд рассказов ранее публиковался в сборниках: «Тихая охота», «Непроданное», «Гнездовье котов», «Соскучились, диабетики?»

Рассказ написан на конкурс фэнтези «Или оно» сайта «Квазар»

Ранее публиковался в сборнике «Тихая охота»

Я сидел, согнув ноги в коленях и утвердив задницу в теплом песке обочины, и смотрел на приближающуюся полицейскую машину. Испачканный приторно пахнущей липкой кровью мобильный телефон валялся рядом. Но кровь, залившая мои руки и одежду, покрывавшая меня липким коконом не хуже фирменного рабочего комбинезона, воняла сильнее. Разум требовал бежать, потому что они мне явно не поверят, но я оставался на месте и равнодушно смотрел на патрульную машину.

Мать последние годы я видел редко, от случая к случаю, раза два-три в год, если повезет – чуть чаще, приезжая в гости. Она жила в деревне, в гражданском браке. Похожий на молодого Вицина, Сергей Александрович, последовательно: бывший прапорщик военно-транспортной авиации, бывший строитель, бывший запойный алкоголик, нынешний пенсионер – заядлый рыбак, мужиком был неплохим и всегда искренне мне радовался. Ну а я радовался редкой возможности вырваться из городской пучины и погрузиться в деревенскую тишину. В этот раз приехать получилось только в самом конце жаркого августа, перед окончанием ежегодного отпуска. Жена приехать не смогла, оставшись в городе с больной матерью.

Мать и Александрович встретили меня с раннего поезда, угощали нехитрыми деревенскими разносолами, как дети ликовали, перебирая привезенные мною конфеты. Завтракали, пили с матерью самодельное сливовое вино, неспешно беседовали. Несколько лет назад закодировавшийся Александрович чокался с нами свойским яблочным соком.

– Ты на вино сильно не налегай, – сказал он мне, – вечером баньку потопим.

– Банька – это хорошо, – кивнул я.

– Мы за грибами хотели сегодня съездить, – сказала мать. – Поскучаешь часика три-четыре без нас?

– Можно я с вами?

– Да что ты будешь таскаться по лесу, ноги ломать?

– Поищу, сто лет грибы не собирал.

– Мы далеко ездим, в соседний район.

– И что? Не пешком же идти.

Мать и Александрович переглянулись. Подумав, мужчина едва заметно кивнул, встряхнув густой черной шевелюрой.

– Хорошо, поехали, – поджала губы мать, – если охота комаров кормить. Лучше бы с дороги отдохнул, полежал.

Но я уже загорелся идеей «тихой охоты». Тем более, на столе стояла миска соленых белых груздей с красным луком и чесноком, щедро сдобренных ароматным подсолнечным маслом. Когда-то, еще ребенком, я часто ходил по грибы с младшим братом… до того момента, как он потерялся и заблудился в лесу. Брата так и не нашли, и в лес меня больше не тянуло. Потом армия, институт, смерть отца. Мать продала хозяйство и перебралась в эту деревню, поближе к трассе и железной дороге, а я осел в городе. Насыщенная городская жизнь и тяжелая изнуряющая работа времени для похода за грибами не оставляли.

– Поеду, непременно поеду! В лес хочу.

– Ну и ладно: лучше с умным грибы потерять, чем с дураком найти.

После завтрака мне выдали старый камуфляж, переодеться. Складной нож и берцы у меня были свои. «Нива» Александровича весело летела по изогнутой асфальтовой ленте, петляющей меж полей и лиственных перелесков.

– Мы туда уже давно ездим, – рассказывал Александрович. – Там место хорошее: и подъехать можно и грибы есть.

– Что за грибы?

– Да всякие.

– Только сразу предупреждаю, – встряла сидевшая на заднем сидении мать, – валуев не бери.

– Почему? – удивился я. – Их если посолить, то вкусно. Особенно с вареной картошечкой.

– Да ну, возни с ними. Да и не вкусные они тут растут.

– Ты просто готовить их не умеешь.

– Будешь готовить сам, – обиженная мать отвернулась к окну.

– Я не успею, мне завтра уезжать.

– Вот тогда и не собирай мусор всякий, – заключила она.

Дорога вывела нас к райцентру. Проскочили по окраине. Возле детдома свернули влево. Я с удивлением увидел синий указатель «Карловка».

– Прикиньте, я в книжке про такую деревню читал, – поделился я.

– Сейчас чего только не напишут, – оживилась мать. – Пишут всякую ересь.

– Может быть, – я не стал спорить, чтобы не травмировать мать. – Перефразируя классика, можно сказать, что писатель – это машина, переводящая кофе в ересь.

– Хорошо сказано, – мать захлопала в ладоши.

«Нива» свернула вправо, покатившись вдоль поля с чахлой кукурузой.

– Какая-то заморенная тут кукуруза, – оценил я.

– Поздно посадили, наверное, на силос, – предположил Сергей Александрович.

Через пару километров «нива» еще раз свернула вправо, через пять минут еще раз, спрыгнув с асфальта на проселок и, словно бодрый «козлик» -УАЗ, поскакала вдоль все того же кукурузного поля.

– Тут вроде помощнее, – оценил я вид в окно. – Можно нарвать.

– И что с ней делать? – поморщилась мать.

– Сварим, можно законсервировать.

– Возиться еще с ней. Да и могут оштрафовать.

– Кто нас оштрафует? Нет же вокруг никого.

– Вдруг с дронов наблюдают?

– Со спутников, – усмехнулся я.

– У нас на озере мужиков с сетью с дрона засекли, – поделился Александрович. – На двести тысяч штрафа и сеть изъяли.

Машина затормозила на пожне1 перед стеной смешанного леса.

– Далеко не отходи, – вылезая, суетилась мать, – потеряешься.

– Чего я потеряюсь?.. – начал было я, но осекся.

– Того… – отвернулась, глядя на кукурузу, – … чего люди теряются…

Заливисто, будто ошалевшие от любви курские соловьи, застрекотали кузнечики в траве на опушке.

– Репеллентом намажьтесь, – подошел Сергей Александрович, – а то комары сожрут и мошка.

Намазавшись из тюбиков репеллентами, взяли из багажника большие белые пластмассовые ведра из-под шпаклевки после ремонта моей квартиры.

– Если что – кричите, – продолжала наставлять мать. – И держитесь в пределах прямой видимости, в чапыжник2 не лезьте. Смотри, не заблудись – это лес, тут без дорог ходят. Валуи не собирай, – напомнила персонально мне. – И сыроежки тоже не бери – они крошатся.

– Хорошо. А рыжиков тут нет?

– Рыжиков нет, – отрезала мать. – На кой тебе рыжики?

– Их можно прямо на костре жарить, на прутики насадив, – мечтательно сказал я. – Посыплешь солью и жарь себе на здоровье. Как соль закипит – вот тебе и грибной шашлык.

– Нечего дурью маяться: собирай грибы, как все люди, без всяких грибных шашлыков-машлыков.

Лес был сильно замусоренный, заваленный валежником и трухлявым сухостоем, заросшим и темным. Некоторые деревья не хуже лиан были густо оплетены вьюнком с большими фиолетовыми цветами. В застоявшемся воздухе витал едва уловимый запах гнили, похожий на липкий тошнотворно-сладковатый аромат разлагающегося трупа. О белых грибах, таящихся в шелковистой траве под березами; о желтых рыжиках под хвоей молодых елей тут можно было сразу забыть и больше не вспоминать. Заросших душистой малиной умытых солнцем вырубок и нежно-зеленых березняков тут и в помине не было.

– Что тут за грибы водятся?

– Ищи подосиновики, их здесь много. Семьями растут, – объяснила мать. – Дальше, вглубь, встречаются боровики. Если вдоль края идти, – показала рукой вдоль кукурузного поля, – по опушке, то там другой лес. В нем белых груздей полно. Мы туда попозже сходим. Ну, с Богом, – двинулась по лесу.

Я подобрал подходящую палку – раздвигать траву, палые листья и папоротник, чтобы не напороться на ядовитую змею и пошел вслед-правее. Минут за десять встретились только большой мухомор и иссушенная жизнью и жарой жалкая сыроежка. Вокруг вилась мошкара, но репеллент ее пока сдерживал. На разгоряченное лицо липли паутины.

– Вов!!! – раздался истошный крик матери. – Сюда!!!

Я, подумав, что что-то случилось, кинулся на крик, уворачиваясь от веток и перепрыгивая сухие стволы. Подбежал к стоящей столбом матери.

– Что стряслось?

– Смотри, – указала себе под ноги на семейку крепеньких молодых подосиновичков, – какие красивые. Фоткать будешь?

Мысленно чертыхнувшись, я поставил ведро, положил в него нож, на ведро палку, достал из сумочки мобильник, ввел пароль. Сфотографировал грибы с нескольких ракурсов.

– Красавцы какие, – хвалила мать. – Прямо загляденье. Сфотографировал?

– Так точно.

– Срезай.

Нехотя срезав грибы, все-таки не моя добыча, нехорошо как-то получается, подобрал палку и ведро и начал искать вокруг. Вскоре мне попался первый гриб, потом еще и еще. Под пронзительные крики матери радостные, будто давнего знакомого, приветствующей каждый найденный гриб, начал понемногу наполнять и свое ведро.

– Мужики, идите сюда, – не унималась мать. – Тут такие грибы! Как на выставке.

– Что ты орешь? – не выдержал я. – Все грибы распугаешь!

– Не распугаю, не боись.

Возгласы не утихали. Сергей Александрович тихо поругивался и курил душистый самосад. Его улов, как и мой, был гораздо скромнее материнского. Невольно у меня создавалось впечатление, что грибы выползают из заветных укрытий, а то и прямо из земли, привлеченные этими криками. Во всяком случае, пока что мать лидировала, обогнав нас обоих, вместе взятых. Странно, вроде сбор грибов называют «тихой охотой». И вообще, лес создаваемого человеком шума не любит.

И тут она замолкла, словно поперхнувшись. Я в недоумении поднял взгляд от срезаемого гриба. Внезапно обрушившись, тишина давила на уши и мозг, привыкшие к материнскому ликованию. А потом раздался берущий за душу вопль ужаса. Такой, что у вздыбились коротко стриженные волосы на голове. Бросив ведро и палку, я кинулся к ней. Подбегая к визжащей матери, краем глаза зацепил движение сбоку. Потом удар в лицо и потеря сознания.

Очнулся быстро, лежа на земле. Удар оказался не таким уж сильным. Мать стояла на полянке в позе витрувианского человека кисти Леонардо да Винчи: широко расставив ноги и подняв руки горизонтально по бокам, распятая канатами, сплетенными из тонких белесых нитей с утолщениями. Ноги зафиксированы путами, вырастающими прямо из земли; руки – подобными же путами, но переброшенными через толстые ветки деревьев. Напротив, лицом к ней, в такой же позе застыл плененный путами Сергей Александрович. Вокруг них, образуя треугольник, стояли белые ведра из-под шпатлевки. Вокруг полянки, образуя правильную окружность, стояли… Я сморгнул, потом потер глаза, благо меня никакие нити не держали, но картина не изменилась: вокруг стояли гигантские, с земли мне казалось, что не ниже роста Сергея Александровича, мухоморы.

Грибной круг плавно колыхнулся. В стройном ряду возник разрыв. В него скользящей походкой, будто на лыжах, не отрывая стоп от земли, прошел одетый в белые лохмотья с подвязанными листьями и веточками рослый парень лет тридцати пяти в странном широком сомбреро. Грибы-часовые сомкнулись за его спиной. Парень встал посередине между распятыми людьми и посмотрел на меня блеклыми глазками, будто гноем затянутыми чем-то, похожим на грибную мякоть.