Трусы неперспективные всегда. Даже если не надо никого спасать. Трус не поделится знаниями с одноклассниками, боясь отвечать у доски. Побоится подружиться с новеньким в классе. Зароет в землю таланты, испугавшись труда и возможных неудач. Не подарит любовь парню или девушке, прекрасная пара не сложится, потому что оба из страха не сказали друг другу. Не родит детей.
Сектантам хотелось крови. После посвящения они чувствовали себя какими-то ненастоящими. Им шибко не понравилось, когда я остановила их попытку агитации на студенческом мероприятии, куда была приглашена как выпускница. На стадионе, куда они толпой меня вывели, было пусто. Вместо камер – муляжи. Не вырваться. Заговорили по очереди:
– Ты нам перешла дорогу очень сильно. Тогда, несколько лет назад, ты выключила молодёжную музыку, модного исполнителя, и включила старьё. Нам это не понравилось, но мы простили. Сейчас ты сорвала нашу презентацию. Теперь ты просто обязана забыть навсегда про свою религию (думаем, она у тебя есть, раз не смогла перенести жёсткие песенки) и принять у нас посвящение как рабыня.
– И это не выбор. Ты сдохнешь, если не согласишься.
– Может, лучше просто изнасилуем её?
– Да не, ещё ребёнок родится, будет хорошим человеком.
– После насилия делают аборт.
– А вдруг она против абортов?
– Ладно, не будем. Ведь секс бывает и приятным, а убийство – точно нет. И будет она жить долго и счастливо, любить этого ребёнка, потому что он не виноват.
– Зло в жизни победило, понимаешь? Вот сейчас ты испугаешься, задрожишь и быстренько согласишься. Против грубой силы нет приёма.
– Ты посвящённая в сатанизм или ты мёртвая. Третьего не дано. Решай очень быстро.
– Ты в любой момент можешь передумать, и мы тебя помилуем. Только не слишком поздно, а то не спасём.
– Ну, что, будешь посвящаться? Бадик зря тебя напугал, будешь просто числиться у нас и приходить иногда, насиловать не будем. Сделаем несколько тату и отпустим домой.
– Просто состоять в секте сатанистов. Для массы. Убивать никого не будешь. Ну что, идёт.
– Нет, – я сказала первые слова среди них.
Я что, не верю, что правда убьют? Как раз-таки это слишком похоже на правду. Что, их вера, которая против жизни, так сильна, что способна подчинить себе? Добро слабое и уступчивое? И отошло в прошлое, уже не в моде, своя рубашка ближе к телу? Нет, что это за вопросы, если я точно знаю ответ? Это как прятаться от вызова к доске, когда готова к уроку. Конечно, потерпеть несколько часов, а не потом всю жизнь презирать себя. Я отдам жизнь и домой не приду. Мои будут беспокоиться, звонить. Но проще пережить смерть любимого человека, чем его предательство. Я ведь не перестану существовать, просто перееду. Не увижу эти дома и улицы, не поговорю с теми людьми. Ну и пусть! Будет другое.
Я схвачена очень плотно, рот закрыт. Теперь зафиксировали и раздевают. Шапка и варежки полетели, как в детстве неприятные одноклассники отнимали и забрасывали. Мороз двадцать градусов, можно просто замёрзнуть насмерть. Куртку стянули. Уложили в снег. Дрожу, мокро и холодно. Шею жжёт, снег попал за шиворот. Сапоги с ног полетели, как мусор. Холод обжигает. Хотя в голоде, холоде, ожоге главная не боль, а страх – повреждения, что дальше будешь болеть. Мне всё равно умирать, поэтому надо расслабиться и принять эту боль. Как, бывает, сорвёшь заусенец, но сжимаешь этот палец снова и снова, чувствуя боль, ведь понимаешь, что опасности нет. Так и здесь, сейчас.
