– Угрожают?
Мюнир зло выдохнул:
– Да будто бы нет. Начинают рассказывать, какой это Абдуррахим хороший человек. Что ничего плохого он в уме не держал, а просто хотел спасти девочек, чтобы тем не пришлось жить на улице. Но мне они напрасно названивают. Как таких мерзавцев отмазывать можно!
Я знал, что, к глубокому сожалению, и среди полицейского начальства водились персонажи, которые не считали сирийцев людьми – сирийцы для них были разновидностью движимого имущества.
– Не мучь себя, – мягко произнес я. – Тут ничего не сделаешь.
– Да, это верно, с этим, конечно, ничего не сделаешь. Но хоть бы они нам нашу работу нормально делать давали. Вы же видели Реджаи – парень на части разрывается от нагрузки. И он прав, после наплыва сирийских беженцев нам срочно необходимо увеличение штата. Сколько раз я об этом говорил, сколько заявок писал. И ни ответа, ни привета… Ладно, не буду больше жаловаться на нашу жизнь. Не волнуйтесь, господин старший инспектор, мы обязательно выясним, что случилось с Фаххаром…
Я доверял Мюниру – он, так или иначе, доберется до истины. И уже собирался встать, как он спросил:
– А у вас как? Есть что-то новое по убийству Акифа Сойкырана?
Надо же, Слепой Кот по-прежнему владел его вниманием.
– Пока ничего нового, продолжаем работать. – В этот момент мой телефон зазвонил, вызов шел от Али. – Да, слушаю.
– Господин комиссар, найден еще один труп…
Значит, Слепой Кот опять выходил на охоту.
– В детском саду?
– Нет, в Музее детства. Он нас обманул, оставил второй труп в Музее детства в Топхане [29].
15
Такие удивительные серийные убийцы у нас редко попадаются
Музей детства располагался в одноэтажном здании, выкрашенном темно-зеленой краской. Я протиснулся сквозь толпу зевак и сразу же увидел труп. Он лежал в саду музея на высохшем газоне под могучей сосной, отбрасывавшей слабую тень. Первое, что бросилось в глаза, – на правой ноге еле удерживалась готовая в любой момент сорваться коричневая туфля. Размер туфли удивил – совсем маленькая, почти детская. В этот раз ребенка, что ли, убили? Но стоило подойти поближе, стало ясно, что жертва – взрослый человек, просто очень худой, тщедушный. Рассмотрев повнимательнее его лицо, я понял, что ему было сорок с чем-то лет. Ладони убитого тоже были странными – маленькие, как и ступни, они будто принадлежали совершенно другому человеку. Как и говорил Али (хотя мог бы и не говорить), убили человечка выстрелом в затылок. Кровь, вытекшая из пулевого отверстия, залила всю шею. Глаза были перевязаны красной тряпицей, в правую ладонь вложен игрушечный микроавтобус «Фольксваген» золотистого цвета, половина правого уха отрезана.
Начальник криминального отдела Шефик копался под головой жертвы, слегка приподняв ее.
– Пули снова нет, господин комиссар, – грустно произнес он.
Надо же, заметил, что я пришел.
Пусть я и знал, какой ответ получу, не мог не спросить:
– А гильзы?
– Гильзы тоже нет!
Стараясь ничего не задеть, я подошел ближе к Шефику. Обнаружив над собой мою тень, он опустил голову убитого на землю и повернулся ко мне.
– Все так же профессионально, как и в Касымпаше. Просто как в зеркале. Выстрел в затылок, повязка на глаза, отрезан кусок правого уха, на месте преступления оставлена детская игрушка.
Он с тяжелым вздохом поднялся на ноги, прищурил глаза на солнце и устало произнес:
– Это снова Слепой Кот, господин комиссар. Убийство совершил этот психопат.
