– Я с тех пор сам ощущаю себя черным вороном, – только и ответил Никита.
Так бывший воевода псковского князя Судислава Владимировича, остался при церкви «малой» Святой Софии. От души звонил в колокол, иногда раздражая Варфоломея, усердно молился Богу, но «скорбь», как заноза, засевшая в душе, не отпускала.
И однажды Никита Кот вдруг понял: просто трезвонить в колокола, молиться, ползая на коленях перед иконами, бессмысленно. Искупить, хотя бы частично, свою вину можно только очень и очень благим делом. Но каким?
Князь Судислав Владимирович томится в темнице, сестра погибшей княжны Изольды – Предслава находится в плену у ляхов…
Утка, пробитая стрелой в шею, упала к ногам князя. Ярослав Владимирович недоуменно перевел взгляд с птицы на свою свиту. В левой руке он держал составной, на осетровом клее, из березы и можжевельника лук, в другой: так и не выпущенную стрелу. Утка вылетела из камышей и он уже приготовился выпустить в неё «коленную», в очередной раз продемонстрировав свою меткость, но кто-то его опередил.
– Кто посмел? – грозно спросил князь.
Ярослав любил и соколиную охоту, нередко «запускал кречетов» с братом Мстиславом, пока между ними не пробежала черная кошка, и они не стали драться за Киев. Потом вроде бы помирились – за Ярославом остался Киев, Мстислав получил Чернигов, но прежней братской дружбы уже не было. А в начале лета Мстислава на охоте заломал медведь. Зверя «пустили на мясо и шкуру», но князь получил сильные раны и умер. Теперь Ярослав, прозванный Мудрым, стал «самовластцем на Русской земле».
– Какой негораздок сотворил брыдливое дело? – переспросил князь, поднимая утку за стрелу.
Из приозерных зарослей вышел высокий, крепкий человек с пегой бородой. На нем были простой армяк, серые «мятые» порты, на голове шапка – валенка, надвинутая на глаза, на ногах лапти. На вид – простой крестьянин. Но.…На веревочном поясе висел дорогой колчан со стрелами, за спиной – византийский лук. То, что лук был константинопольский, опытный глаз князя определил сразу.
– Ты что ли мою добычу посмел присвоить? – спросил Ярослав, бросая к ногам мужика убитую утку.
– Я – ответил человек, даже не поклонившись.
– А, знаешь ли, вымесок, с кем говоришь?
– Как не знать. Ты Рюрикович, великий князь всей Руси Ярослав Владимирович.
Князь ухмыльнулся:
– Отчего же шапку не ломаешь и откуда у тебя, валандай, такой знатный лук? Ограбил честного воина?
– Не положено мне шапку лопать, – спокойно сказал «валандай».
Теперь Ярослав не смог сдержать гнева, хотел уже приказать своим людям как следует взгреть мужика за дерзость, да допросить нещадно. Однако все же спросил:
– Отчего же тебе не положено, песья твоя голова?
– Оттого, что я тоже вроде как Рюрикович.
И князь, и вся его свита замерли, потом Ярослав разразился громким хохотом:
– Да это же ащеул бзырный, скудоумец окаянный! Ату его, ребята, пустим по полю аки зайца. Не задалась утиная охота, так хоть заячья получится. Ха-ха.
«Скудоумец» сдвинул с глаз шапку.
– Не узнаешь, великий князь?
Лицо Ярослава изменилось:
– Никита? А мы тебя давно в Вальгаллу, в небесный чертог Асгард отправили.…Почему сбежал из Киева и где пропадал?
Христианство на Руси только «обживалось». Теперь здесь была гремучая смесь из язычества, греческой веры и скандинавского, варяжского эпоса. «Рюриково», скандинавское поклонение верховному богу Одину мирно сосуществовало с православием. А вот язычники проявляли агрессию, неприятие иных богов, и Ярославу приходилось с ними бороться. Словом бороться, не мечом. Для того писал сам «христианские наставления», лично переводил множество греческих церковных книг.
