Ответы на эти вопросы Ярослав получил уже в своем, довольно простом тереме, недалеко от свежего и легкого, как майское облако, Софийского собора. Расположились в светлице за длинным дубовым столом. На стенах: скандинавские гобелены, портреты конунгов, форингов. Среди них во весь рост возвышался воин в остроконечном шеломе, кольчуге, с длинными рыжими усами, тонкой бородкой, голубыми глазами. Он опирался на двуручный меч. Под ним надпись: «Рорик». Рядом – изображение старца в длинном одеянии, опиравшегося на кривой в ручке посох.
– Староста новгородский Гостомысл, – пояснил Никите князь. – Это он посоветовал старейшинам племен призвать из-за моря варяга – руса Рюрика. Знаешь, вестимо.
– Знаю.
– Для чего в Царьград-то сбежал?
– А куда еще отставному воину податься?
– Разумно. Хотя тебя лично я не отставлял. Войско псковское распустил, да, но ты мог бы у меня… Ладно. И как приняли?
– С распростертыми объятиями. – Никита раздвинул руки, показав широту приема. – Теперь мы все для Царьграда безоглядные варяги – русы, – уточнил Никита. – Они нас боятся, за это уважают. И ненавидят.
– Так и впредь будет с нами, с русскими. Забурлила, закипела кровь славянская в купе с кровью викингов и степняков. Никому покоя и спуску не дадим. И не будет отныне у нас нигде друзей. Только меч наш, да храбрость станут нам верными друзьями. И не падет Русь Рюрикова, пока будет так.
Ярослав поднял кубок, явно предлагая выпить за Русь, Киевское княжество, которое теперь и стало олицетворением всей Руси, «великую победу» над печенегами.
Узнав, что Кот сбежал из Константинополя, испугавшись «заигрываний» императрицы Зои, рассмеялся.
– От жен одни беды. Особенно, когда их вокруг тебя мало. А вот когда много, их не замечаешь и душа спокойна. Ты для чего так странно со мной встретился, меткость свою решил напомнить?
Ярослав сузил глаза, в них проблеснули укор и, как показалось Коту, зависть – сам князь, как известно, меткостью не отличался. А вот рубил мечом отменно.
– Что ты, великий князь, иначе меня просто не подпустили бы к тебе. Кто я такой? Одет, аки калик перехожий, из смердов.
– Да, одежонка на тебе знатная. Неужто твой поп не мог найти тебе что-то получше? А раз ты служил у императоров, наверняка дорогой наряд имел.
– Имел, – согласился Никита, – да все гостям проворным за дорогу отдал. Только вот лук и колчан уберег, великий князь.
Ярослав поморщился:
– Не называй меня «великим князем». Ты всё ж, какой ни какой, а тоже Рюрикович. До сих пор не пойму, как троюродная сестра брата моего Всеволода, которую я и в глаза никогда не видел, сумела сойтись с форингом шведского короля, отчего народился ты. Как он вообще попал в Волынь и для чего. Но этого мы уже не узнаем никогда, – тяжело вздохнул Ярослав. -Брат Всеволод рано ушел в Вальгаллу или в рай, неважно. Но в записях своих велел привечать тебя как Рюриковича. Дальний ты мне, но все ж таки племянник. Надеюсь, не собираешься претендовать на Киев? Ха-ха.
Ярослав рассмеялся так, что зеленое «римское» вино из его кубка выплеснулось на стол. Изрядно захмелевший, но не потерявший ясность ума, он вытер винную лужу рукавом бархатного камзола.
– Так что же тебя привело ко мне, Никита Всеволодович? Извини, не знаю, как величали твоего шведского родича, брат не указал, только прозвище – гот, так что уж будь Всеволодовичем. Сразу предостерегу: не спрашивай, за что и для чего я посадил в темницу брата моего Судислава. И тебя бы надо…
