— Да, а то мы все пойдем на антрекоты, — подал голос Жак, потирая шею и воровато оглядываясь по сторонам. — К слову об антрекотах. Там вывеска постоялого двора. Хотя не думаю, что там будут свободные места.
Такое оживление вызвало у меня только зубовный скрежет. Неужели люди так ожесточились, что чья-то смерть приводит их в дикий восторг? Или все дело в том, что уже больше сорока лет ведьм не сжигали.
Последних из нас ждала смерть тихая и позорная, смерть жуткая. Но куда уж кошмарнее публичного сжигания?
Нуавье мало походил на город, хотя гордо именовался только так. Это была большая деревня с наполовину каменным храмом. Черепичные крыши были не везде. А городская площадь, если ее можно было так назвать, красовалась большим колодцем и тремя фонарями.
— Если это город, то я благородный жеребец! — Жак тихо фыркнул, успев все как следует осмотреть. — Не советую вам, мадам сходить с этой части дороги. Помои и грязь тут льются рекой.
Мне пришлось подхватить Адель под руку, а Жака за шиворот, чтобы успеть прижаться к сырой стене дома. Мимо нас пронесся экипаж, обдавая все вокруг брызгами вонючей жижи. Люди, расталкивая друг друга локтями, бросились в рассыпную. Среди голов я видела чепцы, кепи, шляпы. Даже несколько элегантных уборов разглядела: любопытные газетчики хотели урвать все самое ценное первыми. По большей части тут были деревенские, предвкушавшие очередное развлечение.
Широкая главная улица вывела нас к площади, рядом с которой и ютился постоялый двор. Он был по правую руку, по левую возвышался храм. На его каменных ступенях жались друг к другу жрецы в желтых одеждах. Их миссия закончилась, когда дело в свои руки взяла Королевская инспекция.
— Зайдем в «Поющие сирены». На кофе нечего и рассчитывать, но, может, нам предложат что-либо приличное, — я потянула Адель и Жака за собой. — Ну и дали названьице, это где же они тут сирен нашли? До моря отсюда не один день ехать.
Свободных мест, ожидаемо, не нашлось. Но мы успели занять стол в самом углу и даже получили порцию свежей выпечки и чего-то горячего, что по вкусу напоминало жидкий мед. Едва почуяв этот запах, Жак позеленел и отвернулся: утренняя прогулка еще не забылась.
Адель с удовольствием ела булочку, а я, оглядывалась и осматривалась. Из нас троих только я не чувствовала себя человеком. Между мной и остальными будто стеклянная стена была. Я безучастно наблюдала за пьющими, разговаривающими гостями постоялого двора. Скользила взглядом по невыразительным лицам и думала, думала, думала…
У меня был простой план по спасению несчастной, но его еще нужно было выполнить. А с этим начинались проблемы: слишком много неизвестного, непонятного.
— Мадам, мне разведать?
Жак, скрестив руки на груди, откинулся на спинку дряхлого стула. Скрип дерева заглушил гул голосов. Адель, доевшая булочку, вспомнила о моих советах и теперь утирала руки и рот платком, потому что салфетки никто давать и не собирался.
Девушку заинтересовала просьба Жака, и теперь она включилась в беседу.
— Что разведать?
— Ну, где наша несчастная, как ее вытащить.
— Нет, Жак. Нам нужно только знать, где она. Остальное оставь мне.
— И сколько у нас есть времени? Пока… Пока вы не решите этот сложный и острый вопрос свободы? — Жак сделал страдальческое лицо, не забывая томно подмигивать краснеющей Адель. — Час? Два?
— Его почти нет. Я не думала, что люди настолько соскучились по зверствам и казням.
