Жак добрался до Нуавье быстрее нас. Поблуждав вокруг негостеприимного городка, который больше на поселение походил, ушел в деревеньку, где, как назло, была пасека.
Очнулся Жак не в муравейнике, но пчелы его расписали так, что без слез и не взглянешь: заплывшие глаза, губы что плюшки — красавец хоть куда!
Набрел на нас Жак тогда, когда мы, приземлившись, старательно обмывались в ручье. Благодаря зелью холода не чувствовали. И хотя сила зелья исчезла бы с первыми лучами солнца, нас смущал запах, который могли услышать люди.
Каким же было наше удивление, когда, сидя на заросшем осокой берегу ручья, мы обернулись и приметили красавца Жака, прятавшегося в каких-то кустах. Только светлая голова с опухшим и отечным лицом торчала, будто свечка на именинном торте.
Вот и получил Жак холодную примочку сначала от Адель, позже от меня. И хотя он клялся, что не видел нас обнаженными и только большая нужда заставила его выйти на наши голоса, мы ему не верили. Кожа парнишки не была покрыта зельем, и сейчас он отчаянно мерз.
— Вот что с тобой делать, Жак? Скажи мне? Стоит тебе зайти в городок, как все узнают, что ты разграбил пасеку!
— Вы же можете мне помочь…
— Жак, это ты нам должен помогать! А не я твою… твое бренное тело из передряг вытаскивать. Ты мужчина, а я на тебя положиться не могу.
Бурча и возмущаясь, мы с Адель успели переплестись, одеться, припрятать метлу и часть вещей, оставив себе одну лишь сумку. Все это время Жак извинялся и пытался разжалобить нас. В конце концов, сдалась Адель. Я еще воевала с чепцом, когда девушка тайком относила к дереву вещи Жака: у нее оказалось более мягкое и доброе сердце, чем у меня.
Когда мы все трое были готовы посетить Нуавье, я с тяжелым вздохом и довольно мрачным взглядом открыла саквояж и достала один из пузырьков. Протянув его Жаку, укоризненно покачала головой:
— Держи, страдалец. Нельзя, чтобы тебя видел кто-то в таком виде. В следующий раз думай…
— Мед слишком вкусен, а медведь слишком прожорлив, — несколько философски Жак подытожил мысль, чтобы холодными руками вцепиться в склянку и с довольными вздохами начать мазать укусы пчел.
— Нет, Жак, я хотела сказать вовсе не это. В следующий раз подумай вот о чем: как ты будешь себя чувствовать, когда по твоей вине кто-нибудь погибнет.
Тишина. Только шелест листьев и травы, тихое пение птиц. Адель, сжимая дрожащие губы, кажется, только сейчас поняла, во что она впуталась. У Жака пропало желание шутить, вместо этого он ожесточенно мазал укусы и сердито молчал, недовольно посапывая и морщась от боли.
— И какой же план? Как мы будем спасать эту несчастную?
— Не знаю, — честно ответила и посмотрела в ту сторону, где скрывался городок. — Будем играть роль любопытных. Мы пришли поглазеть на ведьму, насладиться костром.
Мое злое ехидство заставило Адель побледнеть. Испуганно посмотрев на Жака, девушка заметно растерялась.
— Вы же… Вы же этого не допустите?
— Мы этого не допустим. Мы, Адель.
Нуавье оказался негостеприимным местом, еще и оживленным. Кого здесь только не было, вернее, проще было сказать, кого мы тут точно не нашли бы: инспекторов. Они еще не прибыли, хотя все вокруг о них только и говорили.
— А как выглядят инспектора? — Адель полюбопытствовала, прижимаясь к моей руки. Мы шли в настоящей толчее, и девушка боялась потеряться.
— Вы их сразу узнаете. Поверьте, спутать их с кем-то невозможно. Но не советую попадаться им на глаза.
