Лавка Марселя - страница 3

– Это фильм? – удивилась Лейла.

– Это вы, – ответил он.

Дома она долго не решалась прослушать. У неё не было магнитофона – и она подумала, что это даже к лучшему. Но на следующий день, проходя мимо лавки, снова увидела Марселя – теперь он стоял у двери с чемоданом и держал в руках старый переносной проигрыватель. Молча протянул. И исчез внутрь.

Ночью, заварив чай, она включила устройство. Сначала – тишина. Потом – слабый треск. И… голос.

Детский. Её собственный.

«Я буду актрисой. Я хочу, чтобы люди чувствовали. Даже если будет больно – я всё равно хочу.»

Голос девочки. Уверенный. Целый. Без страха.

Лейла замерла. А затем голос сменился: отрывки репетиций, смех за кулисами, шёпоты на записях, аудиописьма, которые она, вероятно, когда-то оставляла себе. В момент, когда ещё верила в мечту. Во что-то большее.

С каждой минутой в её груди шевелилось то, что давно не отзывалось: жажда, гнев, смелость.

На ленте не было трагедий – только жизнь, которую она отдала в залог реальности. Где за удобство платят памятью.

И в конце – тихий шёпот.

«Ты ещё можешь. Если не боишься слышать себя. Но перемотать можно только один раз.»

Она поняла – если сейчас выключит, то всё останется, как было. Если нажмёт «перемотать» – не вернётся. Лента даст ей возможность прожить один день из прошлого по настоящему. Не как воспоминание, а как шанс.

Лейла нажала.

Она проснулась в гримёрке, пахнущей пудрой и пылью. За дверью – сцена. Люди. Афиша: «Моноспектакль. Лейла О.»

Сердце билось так, как давно не билось. Не тревогой – живым трепетом. Как перед прыжком в воду с высоты.

Она вышла. И сыграла. Не так, как учат. А как будто наконец вспомнила, кто она. Не ради зрителей. Ради себя той, что записала голос на ленту.

Когда занавес опустился, она знала – больше не вернётся в преподавание, где прячется. Завтра будет сложно. Но она снова на сцене.

А утром – снова её квартира. Плеер молчал. Лента заела. Она вытащила её – и увидела: вместо ленты внутри – ткань. Узкий, выцветший лоскут. Как из костюма. На нём была вышивка:

«Один шанс услышать себя – это уже много. Второй – невозможно. Не теряй первый.»

Лейла пришла в переулок. Лавки не было. Вместо неё – граффити: «Театр начинается с того, кто осмелился».

Она улыбнулась. Повернулась. И пошла.

На шее – кулон, сделанный из старой магнитной ленты. Пустой. Но – полный смысла.

Алексей приехал в город на три дня. Командировка. Цифры, переговоры, дежурная вежливость. Отель без запаха, с окнами во внутренний двор. Всё было правильно. Но – какое-то неживое. Как и он сам.

Вечером, возвращаясь после бесконечного ужина с партнёрами, он свернул в переулок, пытаясь срезать путь. Свет фонарей мигал, как в старом кино. Вдруг взгляд зацепился за неоновую вывеску: «Лавка Марселя». Почему-то захотелось зайти. Без цели. Просто… проверить, что лавки, где пахнет временем, всё ещё существуют.

Марсель стоял за прилавком, как будто уже знал, кто войдёт. Он посмотрел на Алексея не с интересом – а как будто давно был с ним знаком.

– Потеряли нечто важное, – сказал он. – Но не знаете, что именно.

Алексей не удивился. Даже не переспросил. Просто кивнул.

– Такое чувство – каждый день. Всё вроде на месте, а будто чего-то не хватает.

– Потому что потеря – не всегда утрата. Иногда – отказ.

Он ушёл за ширму и вернулся с маленькой деревянной коробкой. Протянул её Алексею. Внутри лежал старинный ключ. Тяжёлый, с витым узором. И никаких замков.