– И вот она соблазнила мальчика – или позволила ему соблазнить себя. Белль помогла ей разжечь в Бартоломе ardeur – и он был пойман. Она не собиралась превращать его в детском возрасте, хотела дать ему подрасти, но Бартоломе сбросила лошадь. У него был пробит череп, и он умирал. Следующему за ним брату было всего пять, и над ним у Белль Морт власти не было. Ей нужен был Бартоломе, и она велела Мюзетт закончить с ним.
– И что он почувствовал, когда очнулся?
– Он был счастлив, что жив.
– Нет, что он почувствовал, когда узнал, что будет вечно мальчиком, хоть бы и преждевременно созревшим?
Жан-Клод вздохнул.
– Он был… удручен. По некоторым причинам обращение детей в вампиров запрещено. Мюзетт не обращала Валентину. Белль узнала, что один из ее мастеров – педофил и обращает детей в своих постоянных… спутников.
Последние слова он договорил очень тихо.
– Боже мой!
Мне стало нехорошо, голова закружилась. Я задышала глубоко и медленно.
– Он нарушил запрет на обращение детей, и когда Белль Морт узнала, зачем он это делает… она убила его. Убила его с единогласного разрешения Совета. Почти всех детей, которых он обратил, уничтожили. Это были вампиры, запертые в детских телах, и над ними издевались. У них не выдержал разум.
– Как же спаслась Валентина? – спросила я.
– Она была самой последней, и ее он еще не тронул. Она была ребенком и вампиром, но не была безумной. Белль взяла ее к себе и нашла людей для ухода за ней. Много лет у нее были человеческие няньки. Ее товарищи по играм были человеческими детьми. Я должен сказать, что Белль сделала для нее все, что могла. Очевидно, она винила себя в том, что не поняла сразу, каким чудовищем был Себастьян.
– И почему мне кажется, что эта идеальная картина недолго таковой оставалась?
– Потому что ты нас слишком хорошо знаешь, ma petite. Валентина попыталась обратить своих товарищей по играм в вампиров, чтобы не быть одной такой. Когда ее нянька это узнала, Валентина перегрызла ей горло. После этого не было ни нянек-людей, ни человеческих детей для игр.
– Вот почему у нее нянька-вампир.
Он кивнул.
– Ей не нужна нянька в традиционном смысле, но ей всегда будет восемь лет, и даже сегодня она не может сама остановить такси, поселиться в отеле без того, чтобы люди вокруг не глазели и не задумывались. Кто-нибудь из самых добрых побуждений позвонит в полицию и сообщит о несчастном брошенном ребенке у него в отеле.
– Ей это должно быть ненавистно.
– Что именно?
– Такое существование.
Он пожал плечами:
– Не знаю. Я не разговариваю с Валентиной.
– Ты ее боишься.
– Нет, ma petite, но я при ней нервничаю. Те немногие дети, что прожили века… извращенные создания. По-другому быть не может.
– Как она попала в свиту Мюзетт?
– Валентина была взята раньше, чем ее тело достаточно выросло для физического удовольствия. Свою энергию она обратила на другие… – он облизал губы, – сферы интереса.
Я вздохнула.
– Мюзетт – палач у Белль. Тогда Валентина у нее… ассистентка?
Он кивнул, откинул голову на подголовник кресла и закрыл глаза.
– Она оказалась очень способной ученицей.
– И тебя она пытала?
Он снова кивнул, не открывая глаз.
– Я тебе говорил: ценой за то, что Белль спасла Ашера, была моя свобода. Я на сто лет должен был стать у них слугой. Но Белль желала наказать меня за то, что я ее оставил, и долгое время дарила мне боль вместо удовольствия.
Я пододвинулась к нему, огладив юбки автоматическим движением, хотя никто меня здесь не видел.
