Маршалл рассмеялся:
– Не слишком модная тема для «Терра-Прайм», верно?
Она рассмеялась в ответ:
– И на что они вам?
– Дерево и прочую органику можно подвергнуть радиоуглеродному анализу, чтобы определить, как давно похоронил их ледник. В отложениях ила можно найти пыльцу, которая, в свою очередь, скажет о том, какие растения и деревья доминировали здесь до оледенения. Понимаете, современные экологи изучают мир таким, каким он сделался после долгих веков человеческого влияния. А я выясняю, каким он был до того, как человек стал царем природы.
– Вы пробуете воссоздать прошлое, – сказала Экберг.
– В некотором смысле – да.
– По мне, так весьма неплохо звучит. И полагаю, ледник для подобных трудов – самое подходящее место, поскольку он хранит все свои тайны в замороженном состоянии, словно в капсуле времени, так?
– Именно так, – сказал Маршалл, восхищаясь ее способностью схватывать на лету самую суть незнакомых ей прежде вещей. – Не говоря уже о том, что тающий лед просто высвобождает то, что в нем содержалось, в нетронутом виде. И не приходится возиться с лопатами и кирками, выковыривая ископаемые и полуископаемые образцы из земли.
– Весьма прагматичный подход. А что такое полуископаемые? Наполовину погруженные в грунт?
Маршалл снова рассмеялся:
– Так палеонтологи называют ископаемые, которым меньше десяти тысяч лет.
– Понятно. – Экберг повернулась к Фарадею, с трудом взбирающемуся вверх. – Доктор Фарадей, а вы – биолог-эволюционист, да?
Фарадей остановился, чтобы перевести дух, и она тоже остановилась, а с ней задержался и Маршалл. Биолог кивнул, перекидывая рюкзак с одного плеча на другое.
– И это означает…
– Коротко говоря, я изучаю то, как меняются виды с течением времени, – тяжело дыша, проговорил Фарадей.
– А почему вы занимаетесь этим здесь, в столь негостеприимном месте?
– Я исследую влияние глобального потепления на развитие видов.
На ее лице возникла улыбка.
– Значит, вы и в самом деле занимаетесь глобальным потеплением. В то время как доктор Маршалл лишь использует его эффект.
В голове у Маршалла негромко прозвучал тревожный звоночек. «Терра-Прайм» финансировала экспедицию исходя из того, что каждый в ней будет проводить изыскания строго в рамках заявленной темы. Но улыбка Экберг выглядела вполне дружелюбно, и он улыбнулся в ответ.
Они опять ненадолго остановились, чтобы Экберг могла сделать еще несколько заметок в блокноте. Маршалл ждал, глядя на горизонт. Достав бинокль, он протянул его Экберг:
– Взгляните. Там, к юго-западу, в тундре.
Она посмотрела в бинокль.
– Черт побери. Два белых медведя. – С минуту она наблюдала за ними, затем отдала бинокль Маршаллу. – Нам придется вернуться?
– Здесь, на горе, с нами ничего не случится. Обычно кто-то из нас бывает вооружен. Звери знают.
– А почему сейчас это не так?
– Я не ношу оружия. А Райт слишком рассеян. Идемте дальше.
Когда они приблизились к леднику, Маршалл с некоторой тревогой посмотрел на него, но недавнее похолодание остановило подтаивание, и поверхность льда выглядела практически так же, как три дня назад, когда обнажилась пещера.
– Пещера вон там, – сказал он, показывая на черную дыру возле скола ледовой толщи.
Экберг посмотрела в ту сторону. Хотя лицо ее ничего не выражало, Маршалл понял, что она наверняка разочарована невозможностью заглянуть внутрь. Он кивнул Фарадею. Биолог полез в карман парки и достал большую глянцевую фотографию, которую протянул Экберг.
