Она встает и уходит. Я ловлю взгляд Аленки. Пожимаю плечами, та повторяет мой жест.
Фигурка остается на ковре рядом с моей рукой, и первый порыв —выбросить в канализацию, смыть в унитаз, вышвырнуть в окно. Но я не делаю этого.
Весь ужас отступает. Мне даже немного стыдно, щеки горят. Правила интерната – это правила интерната, но здесь Сфера Науки. Конечно, они интересуются такими фигурками, ведь религиозные чистки перебили всех, кто верил в Инд как в богиню. Борьба с религиозным мракобесием и все прочее. Отец с матерью рассказывали спокойно, не осуждали, но и не считали подвигом, а потом отец добавлял, что теперь стало трудно найти артефакты материальной культуры. Фигурка —просто такой «артефакт».
Вот и все.
– Все хорошо, – говорю я Аленке, еще шмыгая носом и поднимаясь на ноги. Вздыхаю. Утро началось глупо и странно, надеюсь, день будет получше.
Янош.
Интересно, кто это такой?
Мы спускаемся на завтрак, и я почти сразу же теряюсь. Столовая при свете утренних ламп цветная: синий, желтый, белый оттенки. Пахнет едой. Людей очень много, все взрослые, гораздо старше меня и Аленки, самым младшим около двадцати, старшим – наверное, за шестьдесят. Аленка поднимает на меня взгляд: она не очень знает, что делать, и я пожимаю плечами в ответ – наверное, как обычно. Вон там берут подносы, подходят за раздачей. Все в порядке.
Мы так и делаем, берем по подносу. Подходим, очередь небольшая, но впереди старичок, который очень долго выбирает. Мы с Аленкой снова переглядываемся: можно выбирать? В интернате ты выхватывал кусок и убегал подальше, торопясь его съесть, если не успеешь за десять минут – выгонят, ну и другие забрать могут. Старичка никто в открытую не подгоняет, хотя женщина в форме-хаки с завязанными косынкой волосами хмурится.
Потом наша очередь. И я понимаю старичка: куча блюд, некоторых я даже не знаю. Вон то, желтое, яичница. С красным – должно быть, овощи. Куски рыбы узнаю без труда. Колбасы тоже, хотя они выглядят иначе, чем домашняя из оленины. Упаковки с чем-то запечатанным вообще ни на что не похожи, хотя на них нарисованы ягоды – черника, клубника, ежевика.
Мы набираем побольше всего. Я хватаю целых два запечатанных стакана с рисунками вишни и ежевики. Аленка пытается сцапать четыре, но у нее не хватает места на подносе.
– Кофейный аппарат там, – успевает сказать девушка в косынке, которая следит за нами со странным выражением лица – то ли жалость, то ли брезгливость.
Бьет гонг.
Я роняю поднос.
Вернее – почти роняю. Кто-то его подхватывает, и я не вижу – кто, потому что вытягиваюсь по струнке. Не дышу. Не думаю. В интернате я могла почти спать на речах Великого Вождя, а сейчас она меня поймала, застигла врасплох, зато даже самые придирчивые смотрительницы не упрекнули бы в том, что нарушаю правила.
Я даже слушаю.
Речь звучит иначе. Великий Вождь подчеркивает заслуги Сферы Науки, достижения разума и знаний. Новейшие открытия станут рупором цивилизации и приведут в будущее и так далее. Я слышала что-то похожее, но здесь люди кивают, улыбаются, тот старичок поднял палец и трясет им в такт каждому слову.
Когда речь заканчивается, осмеливаюсь посмотреть: кто же подхватил мой поднос.
Это парень лет двадцати. Он довольно высокий, но тоже полукровка —разрез глаз, как у людей старой расы, а волосы светлые, почти белые. У него вздернутый курносый нос и узкий подбородок. Парень широко улыбается, демонстрируя белые зубы, да и поднос держит демонстративно – погляди, мол, я тебе тут поймал. Одет в брюки и куртку синего цвета, но куртка небрежно расстегнута, под ней рубашка.
