3. Сигнал тревоги
«Обещай, что больше не будешь!»
За ночь намело столько снега, что тропинку совсем занесло и идти становилось очень трудно. Маленький Кутыптэ возвращался из леса с вязанкой хвороста, утопая по колено в снегу. И хотя он хорошо знал эти места, всё же торопился вернуться домой засветло.
Лес вокруг молчал. Здесь было так тихо и холодно, что, казалось, замёрзла сама тишина и звуки не спешили уноситься вдаль, а прозрачными льдинками падали прямо в снег и утихали под его покровом, как под толстым пуховым платком.
Собранный хворост тянул к земле. Тяжеленные валенки и толстый тулуп делали движения вязкими. Кутыптэ часто останавливался передохнуть и подобрать выпавшие ветки, а с деревьев за ним наблюдали любопытные вороны. Они перескакивали с сука на сук и сопровождали его действия негромким карканьем. Иногда они грузно вспархивали, и тогда снежные комья летели с веток вниз и попадали Кутыптэ за воротник. Снег обжигал шею, таял и ледяной кусачей змейкой крался вдоль спины. Кутыптэ ёжился, хмуро смотрел на ворон и мечтал поскорее оказаться дома, у разведённого огня, чтобы согреться, обсохнуть и выпить горячего отвара из шиповника.
Наконец лес, в котором жутко было даже днём, разомкнул объятья, и впереди показался небольшой луг, а за ним приютилась на пригорке деревушка. Это ободрило мальчика и он прибавил шагу. Впереди оставался последний ряд деревьев, как вдруг из-за толстого дуба на него кто-то выскочил. Кутыптэ вскрикнул, повалился спиной на хрустнувшую вязанку, а сверху на него прыгнула хохочущая розовощёкая…
– Ирика! – только и успел он воскликнуть. – Я же строго-настрого…
– Тебя всё не было и не было, – хохоча перебила сестра, – вот я и вышла встречать!
И улыбнулась ещё шире, показывая Кутыптэ зубы, среди которых не хватало двух верхних. Кутыптэ хоть и был на целый год старше, но пока не потерял ни одного зуба, поэтому в удивлении уставился на сестру и не понимал, смеяться ему тоже или отругать за непослушание.
– Второй, – хвасталась она. – Сегодня выпал.
И показала пальцем на дырку в зубах.
Какая же она смешная без двух верхних зубов! И Кутыптэ рассмеялся вместе с ней. Так и лежали они: он спиной на хрустящей вязанке хвороста, а она сверху на нём. И оба хохотали! И смех тот звонко уносился сквозь стеклянный от мороза воздух в самую чащу леса, отскакивал от дерева к дереву, перепрыгивал с ветки на ветку, как юркая белка. А сверху вороны с любопытством наблюдали за детьми, резко поворачивая головы, вытягивая шеи, глядя то одним, то другим глазом.
– Ну ладно, – смягчился Кутыптэ, – но обещай, что больше не будешь!
– Не буду, не буду, – протараторила сестра и слезла с брата.
Он поднялся и собрал растрёпанную вязанку.
– Давай помогу, – предложила Ирика и отряхнула с него снег.
Укутанная в тёмно-серую шубейку с огромным воротником и такого же цвета платком на голове, да ещё и в неуклюжих валенках, Ирика была похожа на маленькую проворную старушку. Кутыптэ наблюдал за ней и улыбался. Затем отделил часть хвороста и отдал сестре. Они оставили за спиной могучий лес и вышли на луг.
Солнце светило ярко, а белый луг отражал его свет с такой силой, что смотреть было больно до слёз, и приходилось сильно щуриться. Снег сверкал, как щедрая россыпь алмазов, словно кто-то очень богатый и очень неаккуратный шёл этой дорогой и обронил драгоценные камни. Их здесь было такое множество, что если хорошенечко поискать, то наверняка найдёшь хоть один настоящий. Тогда Кутыптэ с сестрой зажили бы безбедно, и приходилось бы ходить за хворостом не каждый день, а через день или даже через два.
