Ледяной цветок - страница 57
Фонарщик кивнул на ожерелье Кутыптэ и протянул руку ладонью вверх. Один из светлячков доверчиво присел ему на ладонь, но вскоре вспорхнул и присоединился к остальным.
– Это ведь они указали к тебе путь.
Кутыптэ бросил на огоньки сомнительный взгляд:
– Правда?
– Ну конечно! – рассмеялся Фонарщик.
Огоньки задрожали перед лицом Кутыптэ, точно кивали в знак согласия.
– Но если хочешь, я попрошу их остаться со мной. Такие помощники в хозяйстве, знаешь ли, не помешают. Будет кому напомнить про потухший фонарь, – сказал Фонарщик и прищурился.
Точно бы услышав это, огоньки спрятались за спину Кутыптэ.
– Не хотят, – сказал мальчик и заулыбался в смущении.
Фонарщик на это рассмеялся так громко, что ходуном заходили бутылочки да склянки на полках, а фонарь над столом закачался. Даже маятник сломанных часов, кажется, шатнулся в воздухе.
– Ну раз так, не теряй время. Но прежде чем ты уйдёшь, будет у меня к тебе одна просьба.
Он подошёл к сундуку, поднёс ладонь к тяжеленному на вид замку, замок грозно клацнул и дужка отскочила. Фонарщик поднял скобу и со скрипом открыл крышку сундука.
12. Соломенная куколка
«А что было дальше?»
В очаге жарко хрустел огонь. Живые отблески дрожали на полу, сбитом из крупных потрескавшихся досок, а по углам комнаты сгустилась темень. Настолько тугая, что её можно было щупать веткой и ощущать упругость.
За окном стояла такая звенящая тишина, что любой звук превращался в ледышку. Даже колесо мельницы молчало. Морозы стояли трескучие, и бурную речку намертво сковывал лёд, да так крепко, что поутру приходилось ломать его ледорубами, чтобы мельница исправно работала. Но к ночи стужа брала своё, и колесо замирало до следующего утра.
Дверь распахнулась. Гулко топая ногами, вошёл крупный мужчина. Игравшие у очага мальчик и девочка бросили игру и кинулись расставлять по столу утварь и суетливо раскладывать еду по тарелкам. Это была варёная картошка, ломоть серого хлеба, несколько сваренных вкрутую яиц и знатный кусок печёного мяса. А ещё пузатый кувшин браги, без которой не обходился ни один ужин.
Мужчина скинул тяжёлый тулуп и повесил на крючковатый гвоздь у двери. Он не разулся и зашагал к столу, потирая с мороза руки и оставляя на полу остатки таявшего снега. Под его сапогом что-то хрустнуло. Мужчина остановился и посмотрел вниз. Он наступил на соломенную куклу. Девочка с кувшином браги в руках испуганно вздрогнула и пролила напиток мимо кружки.
Мужчина медленно закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Затем нагнулся, сгрёб игрушку широченной пятернёй, направился к окну, распахнул его и швырнул куклу наружу. Прежде чем окно захлопнулось, девочка заметила, что куколка упала на лопасть мельничного колеса. Готовая расплакаться, она с обидой посмотрела на человека, но поймала взгляд брата, который делал страшные глаза.
А ночью, когда этот чужой мужчина, ставший им приёмным отцом, издавал во сне такой мощный храп, что от него могли закрутиться даже мельничные жернова, девочка осторожно сползла со своей кроватки. Чтобы не разбудить брата, она не зажигала свечу и босыми пяточками прошлёпала в комнату с очагом, оделась и полезла в окно.
Утром чужого мужчину и брата девочки разбудил жуткий холод. Окно было раскрыто, внутрь нанесло снега, а снаружи мелькали блестящие от наледи лопасти колеса. Оно вращалось и тоскливо шлёпало по студёной воде, хотя никто ещё не выходил колоть лёд.