– Быстрее!.. На тёплую базу! – закричал по-английски подоспевший американец, наблюдая, как воздушное судно поспешно разворачивается и выходит на взлётную по́лосу, готовое подняться обратно в бескрайнюю высоту.
Прекрасно зная предложенный диалект, замерзшая девушка понимающе покивала и, справедливо рассудив, что в нестандартной ситуации противиться провожатому человеку вовсе не стоит, незамедлительно поспешила за ним (ей и самой не терпелось побыстрее оказаться в обогреваемых помещениях). Зимовочная база находилась в ста метрах от взлётной площадки. Хотя незначительное (вроде бы?) расстояние и удалось преодолеть сравнительно быстро, но вновь прибывшей московской оперативнице всё-таки пришлось испытать неприветливую нетерпимость арктического ледяного дыхания: в северной природе давно уже началась полярная ночь, и, единственное, лишь холодным лунным светом ласкалось то маленькое селение, причём и скупо, и совсем неприветливо.
Арктическая станция представляла громоздкую конструкцию, смонтированную из отдельных фрагментов; они являлись металлическими блоками, заполненными поролоновым утеплителем. Сюда их доставили грузовым самолетом, а затем соединили усердными стараниями специально переброшенной ремонтной бригады. Внутреннее отопление осуществлялось за счёт универсального дизельного котла; электрическая энергия вырабатывалась мощным системным генератором, работавшем на том же, аналогичном, топливе (оно хранилось в огромной ёмкости, установленной чуть выше ледяного покрова и расположенной на удалении ста пятидесяти метров от основного строения).
Достигнув жилого комплекса, незнакомый мужчина повернул круглое железное колесо, имевшееся снаружи входной двери́ и смыкавшее внутреннюю двустворчатую задвижку. И вот! Оба они оказались в маленьком тамбуре, отличавшимся размерами два на два метра, где отрицательная температура едва-едва опускалась ниже нуля и где полностью отсутствовал обжигавший холодом северный ветер. Оперативная сотрудница, непривычная к жёстким погодным условиям, облегчённо вздохнула: её модная одежда хотя и являлась отчасти зимней, но явно не подходила для неприветливых погодных условий, и непривычных, и небывало морозных. Пока Оксана отходила от нестерпимого холода, американский представитель проделывал ту же самую операцию, но уже со второй задвижкой, позволявшей попасть прямиком во внутреннее пространство, где оказалось довольно тепло и где сухой воздух удавалось прогревать до пятнадцати градусов. Сопровождавший человек ловко скинул меховой капюшон и не замедлил представиться:
– Джонни О’Нил, специальный агент Федерального бюро расследований, наделенный особыми полномочиями.
Четко отчеканив и имя и должность, он протянул для приветствия правую руку, наделённую немаленькой силой. Воспитанная девушка ответила на дружеское рукопожатие и браво рапортовала:
– Капитан Оксана Бероева, оперуполномоченная Московского уголовного розыска, в неформальном общении попросту Ксюша.
– Ксю-уша?! – проговорил англоязычный американец с невольным акцентом, стараясь запомнить сокращённое имя. – Пройдёмте, я покажу Вам отдельную комнату, где Вы будете отдыхать, а потом мы проведём ответственное собрание.
Комната – это, конечно, сказано громко! Северная зимовка состояла из пятнадцати крохотных кубриков, имевших периметры два с половиной метра на полтора и используемых сборной командой для недолгого сна либо нерабочего времяпрепровожде́ния (там же хранились их личные вещи); в десяти устанавливались кровати двухъярусные (они предназначались для второстепенного персонала), в остальных же пяти спальных мест располагалось только по одному (в них селились учёные, назначенные быть главными).
