Легенда о сепаратном мире. Канун революции - страница 44

Некоторое спокойствие, которое наступило в Совете после принятия решения и достаточно образно формулированное в протокольных записях, было нарушено 18 августа сообщением министра вн. д. о настроении в Москве – «самом боевом под патриотическим флагом». По дошедшим до Щербатова сведениям на квартире члена Думы известного промышленника Коновалова состоялось секретное заседание «так называемых общественных деятелей». «Собравшимися единогласно признано необходимым использовать благоприятно складывающуюся обстановку для предъявления требования об образовании правительства, пользующегося доверием страны и полнотою власти». «Коноваловский съезд весьма чреват событиями», – признавал министр вн. д. По записи Яхонтова значится: «Опять охватывает чувство бессилия перед надвигающейся грозой». «Нервность сильная… Перебегают с одного вопроса на другой… Не хватает сил записывать протокольно несколько часов… Записываю только, чтобы оставить след в истории… Если судить о положении дел по разговорам в Совете, то вместо писания истории скоро придется повеситься на фонаре».

События не заставили себя ждать. На другой день Щербатов доложил о разраставшемся возбуждении в Москве в связи с «коноваловским съездом». Непосредственным отзвуком этого съезда явилось постановление московской городской Думы об облеченном доверием страны правительстве, о приветствии вел. кн. Верховного Главнокомандующего и о высочайшей аудиенции представителям московского городского самоуправления. Председатель Совета, признавая вопрос «щекотливым», считал, что «самое простое не отвечать всем этим болтунам и не обращать на них внимания». Поливанов, Сазонов, Самарин и др. не согласны с таким «упрощенным решением вопроса величайшей политической важности» и полагали, что «московские события» настоятельно требуют «во что бы то ни стало отложить вопрос о командовании». Надо, чтобы «по внешности оставалось по-старому». «Было бы ошибочным, – говорил Самарин, – рассматривать его (постановление Думы) как простой политический выпад против существующего правительства («и дерзко революционным»). Оно подсказано тревогой за судьбы государства, и выражение этой тревоги – подтверждение глубокого доверия к Вел. Князю».

Кривошеин ставит вопрос шире: в каком положении окажется правительство, когда вся «организованная общественность будет во всеуслышание требовать власти, обеспеченной доверием страны?» «Надо заранее найти выход… Надо откровенно сказать Государю, который не сознает окружающей обстановки. Мы должны открыть Монарху глаза. Это наш священный долг в историческое время, нами переживаемое. Мы должны сказать, что сложившиеся внутренние условия… допускают только два решения: или сильная военная диктатура… или примирение с общественностью… Наш кабинет общественным ожиданиям не отвечает и должен уступить место другому… Медлить, держаться середины и выжидать событий нельзя. Атмосфера с каждым днем сгущается… Я долго колебался, раньше чем окончательно прийти в такому выводу, но сейчас каждый день равен году, и обстановка меняется с головокружительной быстротой». Кривошеин придумал новый компромисс во избежание подрыва «авторитета Монарха», если последний вынужден будет отказаться от принятого решения: «Царь принимает на себя верховное командование и назначает Вел. кн. своим помощником»