произведет на Государя большее впечатление, заставит его задуматься в последнюю минуту». Горемыкин вновь заявляет, что он не препятствует любой форме обращения к Государю, «но к чему приведет ваш письменный доклад? Государь не изменит своего решения и не согласится на отставку почти всего Совета министров, повелит остаться всем на своих постах. Что же дальше?..» Сазонов: «А дальше то, что я буду неустанно повторять Царю – не могу управлять внешней политикой под угрозой внутренней революции». В спор вмешивается Хвостов, молчавший в продолжение словесной дуэли двух поколений монархистов: «Я все время беседы воздерживался от участия в споре о существе и объеме власти Монарха. Для меня этот вопрос разрешен с момента присяги. Предъявление Царю требования об отставке я считаю для себя абсолютно недопустимым. Поэтому ни журнала, ни доклада, ни иной декларации я не подпишу. Возобновление разговора о правительстве преждевременно. Государь еще не сказал своего окончательного решения по этому вопросу. Он отложил его впредь до представления нами программы политики. Наша обязанность немедленно эту программу выработать». Самарин: «В нашей сегодняшней беседе главные линии этой политики намечаются вполне определенно, по мнению большинства… Мы считаем необходимым прислушаться к единодушному голосу страны и избрать из общественных пожеланий то, что приемлемо по существу и не нарушает основ бытия государства. Мы считаем, что перед лицом грозящей родине смертельной опасности нет ни левых, ни правых… и что все объединены в едином стремлении спасти Россию от гибели. Отдельные интриганы и политиканствующие кружки тонут в общем патриотическом порыве. Мы считаем, что на этот порыв надо ответить не установлением диктатуры, а благожелательством». Хвостов: «В правильности такого анализа и заключений я сомневаюсь… Сомневаюсь и по существу. По-моему, политика уступок вообще неправильна, а в военное время недопустима. Предъявляются требования об изменении государственного строя не потому, что это изменение необходимо для организации победы, а потому, что военные неудачи ослабили положение власти, и на нее можно действовать натиском, с ножом к горлу… Политика уступок… всегда влекла страну по наклонной плоскости… Призывы… общественных организаций явно рассчитаны на государственный переворот. В условиях войны такой переворот неизбежно повлечет за собой полное расстройство государственного управления и гибель отечества». Сазонов: «Вы откровенно говорите, что не верите не только всему русскому обществу, но и волею Монарха призванной Гос. Думе. А Гос. Дума отвечает, что она, со своей стороны, не верит нам. Как в таких условиях может действовать государственный механизм? Такое положение невыносимо. Мы и считаем, что выход из него… в создании такого кабинета, в котором не было бы лиц, заведомо не доверяющих законодательным учреждениям, и состав которого был бы способен бороться с пагубными для России тенденциями не только снизу, но и свыше». Горемыкин: «В десятый раз повторяю – молите Государя меня прогнать. Но, поверьте мне, уступками вы ничего не предупредите и ничего не достигнете. Совершенно очевидно, что все партии переворота пользуются военными неудачами для усиления натиска на власть и для ограничения монархической власти». Хвостов: «Что вы ни давайте, все равно г.г. Чхеидзе и Керенские будут недовольны и не перестанут возбуждать общественное раздражение разными подлогами».
