– Девочка ваша сегодня разговаривала!
По дороге домой на радостях Мария Васильевна покупала любимые внучкины пирожные безе «лимончики», обсыпанные желтым сахаром. И Лиза с удовольствием поедала ненавистные прототипы настоящих в пупырчатой кожуре, созревающих на подоконнике.
Дома Лиза продолжала молчать. Объяснение такой закономерности не могли дать ни родители, ни сама Мария Васильевна, хотя отношения с внучкой у нее были самые доверительные, если не тайные. Укладываясь спать, Лиза шептала бабушке на ухо «спокойной ночи», благодарила за пирожные и чмокала в сухую щеку. Потом в комнату заходила Юля. Приносила с собой запах цветочных духов, легкое смятение и немое оправдание. Нежно касаясь девичьих волос, взъерошенных подушкой, она приглаживала челку и что-то спрашивала, тихо роняя пустые слова. Этих приходов Лиза и ждала, и боялась, всякий раз притворялась спящей.
Весной случилось чудо. В лечебных целях по совету психотерапевта бабушка принесла в дом щенка, вислоухого, потешного, с черным носом и белым хвостом. Принесла самовольно, ни с кем не посоветовалась, когда зять отбыл в Москву на симпозиум, а Юля возвращалась с работы так поздно, что на домашние дела времени совсем не оставалось. Неоконченная диссертация ждала своего звездного часа под грудой отчетности, пока экзотический фрукт привыкал к новому климату, терпеливо сносил экспериментальные издевательства. Повышать урожайность привитые подвои отказывались. Юля билась над естественным опылением, но пчелы, выпущенные в теплицах, по вполне закономерному желанию просачивались наружу, чтобы опылить дикую, ароматную алычу на соседнем поле, и назад не возвращались. Станция несла убытки. Пчелы стоили бешеных денег, а главный бухгалтер отказывался платить по счетам за новые ульи. Все ждали возвращения Артема Сергеевича, за ним, как за главой научного совета, оставалось последнее слово.
Всю неделю, возвращаясь из садика, Лиза самозабвенно возилась со щенком. Живая игрушка доставляла много хлопот, восторгов и того непредвиденного счастья, которого и не ждали, и не просили.
Взрослые отношения детскому разуму не поддавались. Из осторожности Лиза в свое счастье не верила. Бабушка всегда учила слушаться папу и на все в первую очередь спрашивать у него разрешение. Сама же частенько раболепствовала перед собственной дочерью. Иногда ее преданность походила на унижение, естественное для Юли и непонятное Лизе. Бабушка по доброте душевной пыталась угодить всем, временами раздваивалась, даже троилась в угоду семейному спокойствию. Несмотря на все ухищрения Марии Васильевны, Юлино решение оказывалось основополагающим, и такой порядок вещей почему-то всех устраивал. Взрослая игра иногда доходила до абсурда, имела противоречия, но столь незначительные, что их предпочитали не замечать, а на удивленный внучкин взгляд бабушка поясняла:
– Ну так надо, Лизушка, так надо.
Неделя пролетела быстро. Под строгим материнским взглядом Лиза расчесывала щенку чубатый хохолок, кутала в старенький шарф, укладывала в кукольную кроватку, но «сыночек» спать не хотел, грыз коридорный коврик, потешно перебирал кривыми ножками, а куцый хвостик маятником метронома отбивал дареное счастье. Еще щенок ходил мимо лотка, и в последнем материнском слове это сыграло решающую роль. Биология с зоологией в семье Тимохиных не сочеталась. К приезду Артема Сергеевича о суматошном жильце не осталось и следа. Заменили коврик, отмыли паркет, лоток выбросили. На память о тихой радости у Лизы остался клок вычищенной белой шерсти, спрятанный под подушкой.
