— Мисс Смирнова, — снова нервно позвала меня деваха с голограммы.
И я нехотя отозвалась:
— Я еще на яхте, как раз собиралась ее запереть и пойти пообедать…
— Пожалуйста, скажите, что готовы стартовать сразу же, как только в порт доставят капсулу с моим супругом! — взвизгнула она. — Все ведь уже готово к отлету?
И снова у меня в груди тяжело заворочалось нехорошее предчувствие, а я испытала почти непреодолимое желание сказать, что нужно еще немного времени. Я б могла потребовать проверки технического состояния главного двигателя, перед путешествием с таким грузом за подобное требование меня бы никто не счел перестраховщицей. Или сказать, что необходимо оформить медицинский допуск, что тоже было вполне правомерным и при оформлении оного исключало любые проверки в пути, так как космолет с медицинским грузом тщательно досматривали и опечатывали в порту. Этим допуском практически никогда не пользовались как раз по причине бюрократических проволочек. Но в правилах космоплавания он был прописан, так что возразить деваха мне бы не смогла. Но я почему-то практически помимо своей воли и сознания нехотя выдавила:
— Да, можно стартовать сразу же, как только доставят капсулу, а власти космопорта дадут добро на старт.
— Власти и разрешение на старт я беру на себя, — совсем другим, собранным и деловым тоном сообщила мне мгновенно успокоившаяся и взявшая себя в руки нанимательница. И я поймала на себе ее оценивающий, хищный взгляд. — Ваше же дело, мисс Смирнова, принять капсулу с моим супругом и сделать так, чтобы с ней ничего не случилось в пути.
Я кивнула. Нанимательница разъединила связь. А буквально через пять минут на яхту пожаловали представители властей, проверяющие готовность судна к отлету. Я изумилась. Обычно после запроса на разрешение проходило не менее двух-трех часов до того момента, как разрешение выдавалось. Но и проверять космолеты, куда бы и с чем бы они ни следовали, никто себя не утруждал. В самом крайнем случае перед самым стартом приходил какой-нибудь мелкий клерк, задавал пару формальных вопросов, для виду заглядывала куда-нибудь в хвост корабля, создавая видимость досмотра, и уходил. После этого в течение двадцати-тридцати минут следовало разрешение на взлет.
Я знала, зачем была придумана данная процедура: чтобы максимально обезопасить сам космопорт. Ведь при авариях на взлете и в первые минуты старта в девяносто процентах случаев разрушались именно они. При этом страдали и портились грузы, вынуждая местные власти выплачивать страховые суммы владельцам этих самых грузов. Вот только обычно на периферии, особенно там, где грузы не страховались, на инструкцию все плюют. Так что сейчас не так?
Трое пожилых и явно опытных техников быстро и молча излазили все вдоль и в поперек. Протестировали систему жизнеобеспечения корабля и состояние главного двигателя. Проверили количество припасов и надежность креплений грузов. После всего молча подмахнули документы. А едва техники покинули корабль, как к нему подрулил закрытый медицинский флайкар. Из него горохом высыпали существа в медицинских костюмах и принялись деловито перегружать из мобиля на яхту медкапсулу и какие-то контейнеры. Руководил всем этим безобразием вертлявый и дерганный фарн в костюме парамедика. Я не вмешивалась в их действия, хмуро наблюдая за происходящим до тех пор, пока не заметила, что медицинские кейсы сваливаются в проходе как попало. Меня не касалось, что или кого они везут. Но только до тех пор, пока их действия не угрожают кораблю и нашей общей безопасности.
