– Чт… ч… Что ты имеешь в виду? – неуверенно пробормотал я.
– То и имею. Думаешь, много дряни выставляется?
– Хватает. Х… х… – хотел я зачем-то несколько раз сказать «хватает», но получилось только одно слово. «Боже, меня сейчас разорвет!» – витало в моих мыслях.
– Я тут разговаривал с одним знакомым, он раскрыл мне тайну «Черного квадрата» Малевича. Оказывается, Казимир готовил к выставке новое полотно, но оно у него не получилось, и он его замазывал. И в этот самый момент порог мастерской переступил его друг, который закричал «Гениально!» Так, без всякого смысла, появился «Черный квадрат». Что скажешь?
Я засмеялся. Мне стало немного легче. Аня ослабила хватку. Скорость нашего механизма уменьшилась.
– Есть и та-такие мнения. Но ты же понимаешь, простота формы обманчива. Это как у Ро-Ро-Ротко. Содержание невозможно понять, не зная куда смотреть. В абстракции, как и в пазлах, всегда важны детали. К их истокам и стоит идти, а не рефлексировать обобщениями, стоя на месте. В привычной среде нам сложно увидеть многие нюансы – мы увлечены инстинктом самосохранения, фатикой и нормами поведения. Мы подчиняемся законам природы, иногда пытаемся идти против них, но смысл один – мы уже забываем, в силу мирового прогресса, любоваться этой самой природой, замечать детали. Художник же либо повторяет формы окружающего мира, либо их домысливает. Это тоже будут естественным процессом в становлении человеческого саморазвития, если только этого захотеть.
– Дааа, однако, ты красиво говоришь, словно лекцию читаешь. Ну, так, а что на счет «Черного квадрата»?
– На счет «Черного квадрата»… Думаю, идея у него есть.
– И какая?
– Просто есть и все. Каждый назовет свою. Малевич взял холст и нанес на него черное масло. Говорят, он его получил путем смешения цветов, а не взял уже готовую черную консистенцию. От этого «Черный квадрат» получился не совсем черным. Но тут, скорее, будет важным другое: те следы, что оставила кисть на застывшем масле, те трещины, что проявились после высыхания холста, та неровная форма фигуры, что ассоциируется с квадратом, та светлая рама, что обрамила собой масло Казимира и рождают высший интерес к изучению пространства и формы и, как следствие, наслаждение ими. Скажу просто, по-детски, – это безумно любопытно, смотреть на то, как легло масло, как бегала кисть Казимира по холсту, интересно заглядывать в трещины полотна. Как ребенок, можно задаваться вопросом: «почему так, а не иначе?»; можно бесконечно долго любоваться эстетикой «Черного квадрата», не отвлекаясь на сюжет работы. То есть, я хочу сказать, что можно ведь погрузиться в эстетическое изучение полотна и более классической живописи. И на ней будут следы кисти на застывшем масле, и, может, даже трещины. Но там будет и отвлекающий момент, который идет рефреном по всему холсту вдоль и поперек, вверх и вниз – у картины будет сюжет, изображение, если хотите. У «Черного квадрата» их нет. Он абсолютно избавлен от этого. И в этом его замысел – любоваться масляной картиной, на которой ничего не изображено. Это торжество пространства и формы над визуализацией сюжета, мысли над пустым созерцанием, стремления видеть – над бездумным взглядом. В конце концов, это безумно любопытно. Другое дело, люди придают «Черному квадрату» слишком много ошибочных смыслов, которых сами не понимают. Если меня спросить, гениален ли Малевич в своем «Черном квадрате», я отвечу тривиально – и да, и нет. «Нет» – потому что слишком просто для гениальности, «да» – потому что бесконечно интересно рассматривать каждый сантиметр его полотна.
