Бутылка вертелась, вертелась и вертелась. Взгляд Шей был прикован к стеклянному пивному горлышку. В тот момент, когда бутылка начала замедляться, я увидел, как Шей едва заметно бормочет: «Нет, нет, нет». Секунду спустя она остановилась прямо перед ней.
Круг начал охать и ахать, предвкушая, как два заклятых врага проведут в закрытом шкафу целых семь минут подряд. Все они ждали шоу, и я знал, что в тот момент, когда дверь за нами закроется, целая толпа людей будет прижимать к ней ухо, пытаясь выцепить обрывки того, что будет между нами происходить.
Я встал на ноги и жестом указал на Шей.
– Пожалуйста, – галантно предложил я. – Цыплята вперед.
Она нахмурила густые брови, поднялась с пола и поспешно направилась к двери. Мы оба вошли внутрь и встали нос к носу.
– Итак, друзья, вы знаете правила, – сказал Эрик, хватаясь за ручку двери. – Семь минут в раю – или, в вашем случае, в аду. Веселитесь!
Он захлопнул дверь, и в ту же секунду Шей раздраженно заскулила.
– Не могу поверить, что я должна провести здесь с тобой целых семь минут. Могу назвать целый миллион вещей, которые я бы предпочла этому занятию, – проворчала она, вероятно, надув губы.
– Например?
– Даже не знаю… смотреть, как сохнет краска.
– Ну, раз уж мы здесь, нам, наверное, следует потратить время с умом, – пошутил я, расстегивая джинсы.
Я знал, что это ее побеспокоит. Хотел бы я видеть ее раздраженное лицо. Мне нравилось, когда она злилась на меня так сильно, что у нее раздувались ноздри.
– Выкинь эту мысль из головы, Лэндон, и перестань возиться со своим ремнем, потому что я ни за что к тебе не прикоснусь.
– Я уже думал об этом раньше, – сказал я низким и нежным голосом.
– Думал о чем?
– О том, как я тебя целую.
Она саркастически фыркнула.
– Я уверена, что это ложь.
– Но это так.
– Я тебе не верю.
Однако это было правдой. Это случилось один раз – всего лишь один – после похорон Ланса. Я провел много недель, употребляя алкоголь в попытках справиться с бурей дерьма, бушующей в моей голове, и был немного неуравновешенным. Если бы мои друзья не присматривали за мной, я бы, наверное, умер. Я вспомнил, как однажды зашел в школу и увидел Шей, стоящую у своего шкафчика в компании приятелей. Она так искренне смеялась и запрокидывала голову, что я не мог оторвать от нее глаз.
Я думал о том, как она держала меня в объятиях несколько недель назад, в самый тяжелый период моей жизни. Она была рядом – мой главный враг – и заботилась о моих шрамах. И глядя на нее в коридоре, я думал о том, чтобы отблагодарить ее – подойти к ней, разомкнуть губы и выразить свою благодарность. Я не привык к тому, что люди делают добро, не надеясь на что-то взамен, а Шей сделала это без каких-либо ожиданий.
Я вспомнил, как посмотрел в ее глаза, затем – на ее тонкий нос, на щеки и сочные губы.
Я задавался вопросом, каковы эти губы на вкус. Мне было интересно, похожи ли они на леденцы, которые она постоянно клала себе в рот. Я спрашивал себя, каков на вкус ангельский грех, который я в ней видел. На долю секунды я задумался… задумался, а потом она захлопнула свой шкафчик, ушла, и я протрезвел.
Тем не менее я об этом подумал.
Пару секунд мы оба молчали, прежде чем я снова прочистил горло. Я не любил тишину и плохо ладил с неловким молчанием.
– Всего один поцелуй, Цыпа. Я никому не расскажу.
– Ты бережешь секреты так же, как бережешь девушек. То есть никак – не считая Моники.
