Онучин. Снял.
Михайлов. Ну, хоть это догадался сделать… Ошеломил всех, поставил галочку и дальше поскакал. Сколько у тебя квартир?
Онучин. Двести.
Михайлов. Вот видишь. Двести квартир. Конечно, за вечер охватить довольно сложно, но нужно же искать новые формы, Онучин! Если тебе не удается спеть со всеми в отдельности, то почему бы не организовать, допустим, хоровое пение? У всех в этом доме есть балконы, первые этажи могут открыть окна, август на дворе, и – пой! Это я утрирую, конечно. Но придумать выход всегда можно. Всегда… А что, друзья? Если все так благополучно прошло – вы же знаете, новое дело – это всегда перестройка мышления, привычек – так не спеть ли нам? Онучин, запевай!
Онучин (прокашлявшись). «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля…»
Михайлов взмахами рук вовлекает всех в коллективное пение.
В комнате начинается движение. Все воодушевленно дирижируют, маршируют, обнимаются.
Онучин и Михайлов, обменявшись короткими усмешками, незаметно выходят из квартиры. Одна Светка замечает это. Она бледнеет. Остальные продолжают петь.
Эпическая сцена
Действующие лица
Председатель
Заместитель
10 председателей колхозов:
(Заветы;
Звезда;
Победа;
Салют;
Клич;
10 лет;
20 лет;
40 лет;
50 лет;
110 лет)
Стол. За ним заседает РАПО.
Заместитель (читает)… «Звезда» отсеялась к двенадцатому мая. «Клич» к тринадцатому. А «110 лет» и вообще к 20. Лучше всех обстоит дело у «40 лет»…
Председатель. И все потому, что там у председателя голова, а не тыква.
Заместитель (читает)… «Этот колхоз по результатам посевной попал на областную доску почета. Что мешает отстающим быть в числе передовых? В свете последних постановлений мешает медленная перестройка хозяйственного онанизма. А она должна быть безотлагательной…»
Председатель. Чего?
Заместитель. Что?
Председатель. Прочти еще раз.
Заместитель. «Что мешает отстающим быть в числе передовых? В свете последних постановлений мешает медленная перестройка хозяйственного…»
Председатель. Стой! Дай-ка мне. (Берет текст, читает.) Та-ак… Сам писал?
Заместитель. Ну, сам.
Председатель. И печатал сам?
Заместитель. Машинистка печатала.
Председатель. Какая?
Заместитель. Да что вы, Феликс Васильевич?
Председатель. Та-ак… Ну, что ж. Проверим, как усвоили текст. Ну-ка, «110 лет», расскажи, что понял?
110 лет. Чего?
Председатель. Что понял, говорю, из доклада.
110 лет. Ну, это самое… Плохо… Плохо работаем…
Председатель. Ближе к тексту.
110 лет. Ну, это, значит… (Прочищает горло.) Отсеялся к двадцатому мая, значит… Самый, значит, последний…
Председатель. Дальше.
110 лет. В результате, значит, потянул район вниз…
Председатель. Там этого нет. Ты что, не слушал?
110 лет. А где ж я был?
Председатель. Не знаю, где ты был, только не здесь.
110 лет. Да здесь я все время, Феликс Васильевич. Люди видели.
Председатель. Люди сами находились в другом месте. (Ко всем.) Никто
ничего не заметил?
Молчание. Затем гул голосов: «Не-ет!.. Да ну что вы, Фел Василь!.. Все нормаль!.. Нормаль все!..»
Председатель. Так. (Встает.) Выходит, я собираю вас только для того, чтобы на вас посмотреть. Не видел я вас давно, да? Это как будто я, например, сын какой-то, забывший мать родную, а вы – эта мамаша, к которой на похороны он хоть поздно, да явился? Так, что ли?..
Молчание.
Председатель. Так, что ли, спрашиваю?.. «40 лет»? И ты не слушал?
40 лет. Слушал, Феликс Васильич. Очень внимательно.
Председатель
