— А ну-у! Кому утварь стряпушную? Скалки гладкие да узорчатые! Черпаки да половники с резными ручками! Горшочки, утятницы да крынки расписные! Ухваты чугунные с ручками дубовыми! Век прослужат! Подходи да выбирай, люд честной! — доносилось от огромной палатки, заполненной разнообразной домашней утварью.
— Яблочки моченые! Сладкие да мягкие! Подходи, народ, да пробуй разносолы душистые! Охурчики хрустящие да помидорки соленые! Хрибочки белые дюже вкусные! — выкрикивала молодая женщина, стоя за небольшим прилавком, покрытым карминовой узорчатой тканью и заставленным деревянными кадками с мочеными яблочками и соленьями.
Леона мазнула взглядом по ее товарам и вдруг заметила, как меж стоявших под лавкой бочек мелькнуло невысокое волосатое существо на двух кривых копытцах и, махнув напоследок тонким длинным хвостом, скрылось за прилавком.
Девушка нахмурилась и подошла к смутившей ее палатке.
— Здравствуй, хозяйка! — громко обратилась Леона к стоявшей за прилавком женщине.
— Здравствуй, дорохая! Прихлянулось чего? Яблочка моченого желаешь али соленьицев? — добродушно улыбаясь, спросила торговка.
— Ой, и плохо тебя слышно, хозяйка, — посетовала Леона, повышая голос. — Гомон такой стоит, не разобрать, что говоришь. Окажи милость, выйди ко мне?
— Глуховата чтоль? — сочувственно спросила женщина, обходя прилавок.
Леона сразу подошла ближе к торговке и, наклонившись к ее уху, предупредила: — У тебя, хозяйка, в палатке нечисть мелкая завелась. Только что за прилавок шмыгнула. Ты бы бежала скорее к Дому Божьему, пока она тебе торговлю не попортила. Служители помогут.
Торговка шумно вдохнула и, посмотрев на девушку широко распахнутыми глазами, испуганно схватилась за грудь.
— Только не шуми, — добавила Леона, опережая готовый уже пролиться поток громкого негодования. — Спугнуть можешь. Затаится — потом не отвяжешься.
Громким шепотом женщина сердечно отблагодарила Леону за предупреждение и, оставив все под пригляд торговавшей рядом товарки[1], подхватила юбки и побежала в сторону святилища.
Друзья пошли дальше.
— Что там? — озадаченно спросил Словцен, оглядываясь на оставленную позади лавку.
— Да нечисть какая-то. Не успела разглядеть толком, — пожала плечами Леона. — Злыдень, может, или анчутка. Они — любители по ярмаркам шастать. Есть где разгуляться.
— Да-а, делаа, — протянул парень, потирая шею и на всякий случай поглядывая меж прилавков. — Слышала, что у Белого Града опять по весне пропало?
Леона насторожено посмотрела на друга, припоминая услышанный у ворот разговор, но отрицательно покачала головой.
— Отец говорит, что верно волки оголодавшие подрали. Мол, сколько он живет, так почитай почти каждый год там по весне недосчитываются кого-нибудь. А я думаю, что после волков хоть что-то да осталось бы. Необычно оно как-то… Может тоже нечисть какая утащила?
— Какая? — нахмурилась девушка и задумчиво добавила: — Там ведь город на реке да у моря… Лоскотуха или навка могут утащить человека… Хотя кости-то все равно потом найдутся…
— Не-ет, — покачал головой парень. — Там в лесах люди исчезают. А водяницы ведь далеко не отходят от воды.
Девушка согласно покивала — про нечисть им втолковывала Ружена. Дети, что с них взять, как вместе — так пойди их потом, сыщи. А не дай Боги чего случится… В деревне-то оно, конечно, каждый сызмальства знает про нежить, да только Ружена все одно больше. Вот и учила обоих ребят Изъяслава, когда бывала в Яровищах, чтоб точно знали, как уберечься от зла, коли объявится оно в окрестностях.
