— Я слышал, как в трактире про волкодлака говорили… — проговорил Словцен, глядя на подругу. — Что, мол, лет десять назад волкодлак пол деревни вырезал в каком-то княжестве…
Парень вдруг врезался плечом в стоявшего у одного из прилавков мужчину в длинном дорожном плаще. Из-под надвинутого на лоб капюшона выбились несколько смоляных прядей, прореженных сизой проседью.
— Прости, батька, не углядел, — повинился Словцен, уважительно склоняя голову.
Незнакомец, чуть погодя, молча кивнул и отвернулся обратно к прилавку. Ребята пошли дальше.
— Так вот, я не расслышал в каком княжестве, но вроде, как не в нашем, — продолжил парень. — Но то сколько лет назад было… Он ведь мог и сюда прийти. Может это он людей… Того…
Словцен не видел, как незнакомец, которого он толкнул, тяжело посмотрел им вслед.
— Тогда почему только по весне? — подняла бровь девушка. — Да и следы бы тоже оставались.
Парень согласно кивнул.
— И то верно… Приезжие каждый раз говорят, что они бесследно исчезают…
Ребята замолчали.
— Солнце припекает, жажда измывает! Подходите да остудитесь напитками добрыми! Квас холодненький! Квас медовый, да на ягодах! Сыто сладкое! Сбитень на травушках! Медовуха да пиво пенное! Эй, девица! — крикнул зазывала проходящей мимо Леоне. — Подходи, красная, угостись кваском!
— Готовь сани с лета, а одежу зимнюю и подавно! Валенки чудесные — как снег белые! Всего несколько пар осталось! Шали теплые! Платки кружевные пуховые! Эй, мужики, успевайте! Покупайте, да баб своих подарками порадуйте! — зазывал молодой безбородый купец, стоявший возле небольшой телеги с шалями и валенками. На вытянутой руке у него, словно знамя, висели несколько разных пуховых платков, которые он без устали демонстрировал всем проходившим мимо людям.
Вдруг из той части села, где стоял Божий Дом, раздался голосистый надрывный крик:
— Пожа-ар! Хори-им! Святилище в охне! Люди добрые, скорее!
Народ начал встревоженно оглядываться на звук. А спустя несколько мгновений в торговые ряды ворвалась уже знакомая ребятам торговка. В небе, за ее спиной, завился сизый дымок.
— Святилище охонь жрет! — неистово кричала она. — Скорее, люди, на подмоху!
По рядам тут же пробежала волна тревожной суеты. Неравнодушные побросали дела, побежали к Божьему Дому — сбивать огонь да растаскивать горящие бревна, пока не подоспеет народ с водой.Кто-то из торговцев, не пожалев товара, стал раздавать ведра, и оставшиеся люди поспешили к реке. По селу разнесся тревожный звон набата, оповещающий о напасти.
Словцен с Леоной переглянулись и, не сговариваясь, побежали на помощь. И чем ближе становилось святилище, тем ярче ощущался запах гари. Вокруг уже толпился народ. Огонь всерьез взяться за бревна еще не успел, дым шел изнутри, и мужики, обвязавшись вымоченными рубахами, повалили внутрь.
— Идол горит! — донеслось изнутри. — Вытащить надобно!
Люди засуетились: мочил тряпки, обвязывая мужиков, что собирались вынести идол, где-то раздобыли толстенные веревки, из ближайших домов уже тащили длинные половики, ближе к святилищу сгребали землю, песок.
Пламя потушили быстро. Народ взялся за дело рьяно, сообща борясь с напастью, и огонь не успел пожрать Божий Дом, лишь немного лизнув свеженькие бревна недавно отстроенного святилища.
Леона устало прислонилась к мокрой, подкопченной стене, стягивая с лица мокрую повязку — едкий дым, что так резал по началу глаза, успел выветриться и внутри оставался лишь слабый запах гари. Рядом, на перевернутое ведро уселся Словцен, вместе с подругой оглядывая потемневшие бревна избы. В середке осталась широкая темная полоса — тут тащили деревянное изображение Богини Юрсалии.
