Лепота - страница 4



Что в селе, что в городе – всюду одинаково
Валит по пословице на голову снег.

«Мороз хмельней березового сока…»

Мороз хмельней березового сока,
Земле к лицу крещенские снега,
И женщина, которая далеко,
Как никогда мне нынче дорога.
Легко бегут послушливые кони,
Скрипит и стонет снежное жнивье,
В который раз, за радостью в погоне,
Я отнимаю радость у нее.
Печаль ее мне больше не простится,
Сторицей не окупится вина.
Она меня, как ветра в рукавице,
Держать в своих ладонях не вольна.
Но все ж, каким бы ни был бестолковым,
Я у нее себя не отниму.
Я привезу ей вечером пуховым
В своих глазах пуховую зиму.
Уткнусь в ее горячие ладони,
Поглажу робко волосы ее…
Легко бегут послушливые кони,
Скрипит и стонет снежное жнивье.
Куда ни глянь – у неба под полою
Блестят снегов тугие ковыли,
И женщина ущербною луною
Мне светит из остуженной дали.

«Не от белого снега душа отбелилась…»

Не от белого снега душа отбелилась,
И оттаяли губы не с печного тепла —
Это ты оказала великую милость,
Что меня под высокую руку взяла.
И отныне я твой неприкаянный данник,
Только что же дарить мне в чертоги твои,
Если сердце мое обкусали, как пряник,
Суматошные жрицы расхожей любви?
Не однажды в судьбе я терпел пораженье,
И, наверное, мне до сих пор поделом,
Что не хочешь вручить
                                  мне ярлык на княженье
В милосердном, в отходчивом сердце своем.
Но поверь моему немудреному слову,
А не хриплым, завистным голосам воронья:
Если грянет беда, то по первому зову
Положу свою душу за душу твоя.
Ты не вправе сама предаваться расколу,
И на клятвы, что я, как молитвы, творю,
Ты рукою своею, опущенной долу,
Что даруешь мне – жизнь или гибель мою?

«Я псам бездомным больше не родня…»

Я псам бездомным больше не родня,
Не чую больше изморось спиною,
Отныне есть жилище у меня,
И женщина веселая со мною.
Ей от меня не нужно ничего,
Не нужно знать, что я собою значу,
Она не прячет сердца своего,
Но я его на будущее прячу.
На черный день, наверно, берегу,
Как мудрый пес диковинную пищу,
Чтобы она в разъятую пургу
Нашла дорогу к моему жилищу.
И я молю все время об одном:
Пускай печаль глаза ей не туманит…
Когда мне силы дверь открыть не станет,
Не дай ей бог заплакать под окном…

«Хоть стервеней, хоть в жизни степеней…»

Хоть стервеней, хоть в жизни степеней,
Но будь в привычках сердцем постоянен.
Из возрожденных разноликих дней
Славнее всех мне кажется – Татьянин,
И в истовой печали озорней!
Шибает в ноздри юности ирьян,
И вьюги рвут сугробные подпруги.
И вольные студенчества подруги
Вдруг скопом превращаются в Татьян.
И песня возвращается на круги.
Помянем же забытые года,
Сыграем с ними в жмурки или прятки.
Моя Татьяна млечно молода,
Мои друзья в приветственном порядке.
Да не редеет празднеств череда!

«Опять повалила погода…»

Опять повалила погода
Округу крестить ввечеру.
Погода – для доброго года,
Но эта, видать, не к добру.
Распустишь домашние нюни
И ступишь едва за крыльцо,
Как хищные вьюжные луни
Когтят и корявят лицо.
Мой хутор в крещенской ловушке,
В опале живет снеговой,
Гусиного пуха подушки
Накрыли его с головой.
Давно уж отмотаны руки
Коварным крутым колуном.
По всей одичалой округе
Столбы топотят ходуном.
В морозных намаешься лапах,
И в ночь разглядеть невдомек,
Как скачет в заржавленной лампе
Любви золотой стригунок.

«И мытым я, и катаным…»

И мытым я, и катаным
Живу, и клят и мят…
Висит над белой хатою
Простуженный закат.
Трещит костер у кузницы,
И в сторону реки,