Утром третьего дня пришлось звонить в службу заповедника, деваться было уже некуда, нужно было срочно спасать человека. И так времени кучу потеряли, боясь крупных штрафов. Прибыла в село группа инспекторов с медиком, в числе которых был и мой дед. Набрали себе помощников из местных, тех, кто уже искал Ивана, и отправились на новые поиски.
Полдня бродили по лесу, заглядывали в заросшие кустарником овраги, в каждый глухой угол, искали хоть какие-то следы. И посчастливилось: заметил мой дед защитного цвета ветровку, торчащую под кустом, возле лесного ручья. Поначалу думали, что Иван мёртвый: он был бледный, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Только когда после шлёпанья по щеке его губы шевельнулись и хрип раздался, определили, что он живой. Дыхание поверхностное, сказать ничего не может. Парализованный, в общем. Разряженное в оба ствола ружьё рядом валялось. Потащили пострадавшего на носилках в село, вызвали скорую. Естественно, тогда никто не увидел в этом случае ничего странного или необычного. Мужика отправили в больницу, диагностировали инсульт.
Однако через неделю пропало ещё двое охотников. Тут уж не стали ждать долго и сразу обратились к инспекторам за помощью. Те, уже по чуйке, отправились в тот же район вчетвером, тем же составом, прихватив пару носилок. Местных брать собой не стали. Шли уверенно в район лесного ручья и не ошиблись. Впрочем, радоваться было нечему: один мужик уже мёртвый, как сказал дед – по виду остановка сердца, второй в тяжёлом потрясении и оцепенении. Говорить мог с трудом, ноги не слушались, руками едва шевелил. Всё бормотал: «Демон. Лесной демон. Смотрит. Господи, помоги. Смотрит». В тот момент ничего путного от него не добились. Связались по рации с милицией, пояснили ситуацию. Те уточнили, есть ли с ними медик, чтобы засвидетельствовать отсутствие насильственной смерти. Сказали, что есть. Ну и велели им тащить тело самим после осмотра. Не по протоколу, конечно, но повторюсь, в те годы и не такое бывало.
Делать нечего, повесили на свои спины найденные ружья и застегнули патронташи, погрузили жертв неудачной охоты на носилки. С перерывами на короткий отдых понесли к цивилизации. Дед шёл в последней паре, держась за ручки носилок перед собой. Тащить ему с напарником пришлось как раз труп.
Тащат они, значит, по лесу свой скорбный груз целый час, продираясь через заросли вслед идущей первой паре с носилками. И тут мой дед чувствует всей кожей, что на них кто-то пялится из чащи. И не это вот неощутимо-литературное «Наталья почувствовала на себе изучающий взгляд кавалера», как он выразился, а прямо физически ощутил, до горячего покалывания во всём теле, особенно в шее и затылке.
Крикнул дед своим коллегам, что надо сделать пятиминутный привал, а сам решил осмотреться, что за ерунда происходит. Не слишком нежно опустили с напарником носилки с телом. Первая пара с пострадавшим тоже остановилась, но не в прямой видимости, а метрах в пятнадцати, за деревьями. Пока напарник в пол-оборота возился с рюкзачком, мой дед снял с плеча ружьё (а теперь ружья, получается, у всех четверых были) и сделал несколько шагов в направлении, откуда, как ему показалось, на него смотрят.
И тут наступает любимая часть рассказа моего родственника об этом случае:
– Большей глупости я в жизни не делал, – сказал мне дед, посмеиваясь, и добавил: – А тогда мне совсем не смешно было. Я иду осторожно к кустам, а оттуда высовывается на уровне моей груди жутчайшая физиономия. Думал, таких и в природе не бывает. В общем, выглядела она как здоровенная, с голову лошади, змеиная башка со змеиными же глазами. Тёмно-зелёного цвета, чешуйчатая. На этом сходство со змеёй заканчивалось, потому что вместо змеиной пасти у этой твари был мощнейший клюв, усеянный внутри множеством острых как иглы зубов, загнутых назад. Вокруг более светлой зелёной шеи вздымался багровый перепончатый капюшон. Но самое главное выделю специально, – это были глаза. Они в прямом смысле, как только пересекся с ними взглядом, запламенели, притягивали к себе, не давали отвести взор. Я почувствовал, как немеют и отнимаются ноги, ружьё выскальзывает из ослабевших рук. Перед глазами всё поплыло, в груди закололо, и где-то далеко-далеко ухнул выстрел, но я почти его не слышал.
