«Это не реально, – повторяла про себя Клэр. – Не реально. Не реально. Не реально». Обхватив коробку так крепко, что у неё побелели костяшки, девочка прошаркала вперёд и выпустила коробку из рук там, куда указала мама.
И тогда она заметила глубокие борозды на деревянном полу прямо перед отделанным плиткой очагом. Было похоже, что кто-то отодвигал книжный шкаф в сторону, а затем возвращал его обратно на место. Чувство, склизкое, словно яичный белок, обволокло Клэр.
Но ведь Софи ей пообещала.
Тут девочка услышала, как папа произнёс:
– Софи, что это у тебя на ноге?
Обернувшись, Клэр увидела, как он глядит на старшую дочь, нахмурившись.
– Ничего, – Софи потянула юбку за подол, чтобы спустить её чуть ниже.
– Похоже на пластырь, – громко заметила Клэр прежде, чем смогла себя остановить. Казалось, будто кто-то вытянул из неё это предложение, точно зная, как она сможет отомстить сестре за враньё. – Что ты натворила?
Софи метнула на неё яростный взгляд, но было уже слишком поздно. Урон был нанесён.
– Что? – спросила мама, откладывая свою тетрадь в сторону. – Ты поранилась, Софи?
– Да ерунда, мам. – Старшая сестра попыталась проскочить мимо матери к двойным дверям, но та выставила руку вперёд, отрезая ей путь к спасению.
Слегка приподняв подол аккуратным движением, мама ахнула:
– Софи! Что случилось?
Клэр увидела, какая мешанина из кусочков пластыря поднималась по ноге Софи, походившей из-за этого на лоскутное одеяло. Что нужно было сделать, чтобы потребовалось такое большое количество пластыря? Когда они вернулись из путешествия по дымоходу, у неё была всего одна царапина над коленом.
– Это ерунда, – повторила Софи, пытаясь избегать обвинительного взгляда мамы.
– Ерунда? – Клэр никогда не слышала, чтобы голос мамы звучал так резко. – Ты должна быть осторожнее, Софи! Ты должна беречь себя. Ты ведь знаешь, что сказал врач.
– С меня довольно советов врачей! С меня довольно ваших советов! – Софи уже несколько дней пребывала в мрачном и угрюмом настроении, но сейчас внутри неё словно что-то с треском порвалось. Клэр в ужасе наблюдала за тем, как сестра ополчилась на родителей: – Мне тринадцать! Я могу позаботиться о себе сама!
– Мы твоя семья, – ответила мама. Её голос был ровным, но Клэр показалось, что он прозвучал слабо. – Мы заботимся о тебе.
– О, неужели? – Софи скрестила руки на груди. – Кажется, у вас это не особо хорошо получается!
В комнате повисло гробовое молчание.
У Клэр ёкнуло в груди. Ей не следовало ничего говорить. Ей не следовало пытаться устроить Софи неприятности. Сама того не заметив, девочка достала карандаш из-за уха и принялась его грызть.
– София Эндрия Мартинсон, – тихо сказала мама. – Отправляйся в свою комнату.
Тёмные глаза девочки встретились с мамиными, и на секунду Клэр показалось, что сестра продолжит спор. Но наконец она опустила взгляд.
– Как скажешь, – пробормотала себе под нос Софи, после чего протопала мимо Клэр прочь из галереи.
Сестра не выходила из своей комнаты до конца дня, а ужин вся семья ела в ледяной тишине. Единственным приятным событием, позволившим Клэр почувствовать себя несколько лучше, стало то, что папа убрал скульптуру-единорога (которая, несмотря на свой хрупкий вид, весила немало) на верх книжного шкафа. Он сказал, это чтобы её случайно не разбили, но теперь шкаф стал слишком тяжёлым, чтобы кто-либо смог сдвинуть его в сторону от очага. Особенно Софи.
