Читать онлайн Алексей Филиппов - Лета 7190. Хроника стрелецкого бунта. часть вотрая

1

Майя в 26 день нарекли государя царевича и великого князя Иоанна Алексеивича всеа Росии на царство. И ликовала вся Москва, прослышав такую весть. Некоторые смеялись, некоторые обнимались, и такие нашлись, что устроили плясовой круг на Красной площади – прямо у кремлёвской стены.

– Добились мы все-таки своего, – подмигивали друг другу весёлые стрельцы. – Нашли правду. Дали укорот злыдням неправедным. Теперь всегда по нашему будет.

Вместе со стрельцами радовались и посадские люди и крестьяне. Всем была по душе перемена в государстве. И как же не порадоваться, ежели самая верхняя власть на попятную пошла и народу уступила? Вот и веселилась Москва во всю ширь души своей расширокой…

И в тот же день пришли к подьячему Савелию Егозе домой стрелец Иван Извозчик и его товарищ Лешка Денисов.

– А мы к тебе Савелий по делу, – прямо с порога поклонился стрелец Денисов молоденькому подьячему. – Помоги нам в деле важном…

Савелий даже поперхнулся от такой чести: два стрельца стоят перед ним и с ноги на ногу переминаются, словно перед каким важным начальником.

– Конечно, чего ж не помочь-то, – быстро встал с лавки Егоза и пригласил чуть смущенных гостей за стол. – Садитесь к столу. Мы тут репу только из печки вынули. И квас вот…

– Не есть мы пришли, – отмахнулись от угощения стрельцы. – По делу мы к тебе. Слышали, будто писать ты складно обучен, так что помоги нам прошение Государям составить. Покаяться мы хотим да испросить кое-чего… Поможешь?

– Чего ж не помочь? – пожал плечами Савелий. – Помогу. Всё что по силам – исполню.

– Вот и добре, – улыбнулись стрельцы и присели к столу. – Приходи завтра поутру в слободу нашу. Мы тебе говорить будем, а ты запишешь как полагается.

Утро чуть свет пошёл подьячий Савелий Егоза в Стрелецкую слободу, а там его уже ждали. Провели в самую просторную избу, посадили за стол, поставили перед ним кувшин кваса, положили бумагу, перо, чернила и сказали – пиши.

– А чего писать-то? – оглянулся Савелий на стоящих за его спиной стрельцов.

– Первым делом напиши, – поскрёб пальцами щеку Алексей Юдин, – что, мол, челобитная это. Дескать, пояснить малость хотим, как там всё получилось-то…

Подьячий обмакнул перо в чернильницу и стал неторопливо, старательно выводя каждую букву, писать.

«Надворная пехота челобитье в бунтовании на Москве:

Ц.г. и в.к. Иоанну Алексеевичю, Петру Алексеевичю в.В.и М. и Б.Р.с.»

– Ты напиши, – тронул Савелия за плечо Юдин, – что, мол, стрельцы Государю челом бьют…

– А чего это только стрельцы? – сразу заволновались все, в избу сумел пройти. – От всех поклон передай, от пятидесятников, десятников… От урядников, от солдат тоже… И про пушкарей не забудь помянуть! Слободских тоже помяни! Кадашевских! Нас с Конюшенной тож! И затинщиков! И купцов! Всех помяни! Да позабористей пиши! Позабористей!

Савелий кивнул и продолжил водить пером по бумаге:

«бьют челом холопи ваши пятидесятники и десятники, и рядовые московских приказов стрелцы, и урядники, и гостинных разных сотен салдаты всех полков и пушкари, и затинщики, и гости и гостинных сотен, и кадашевцы, и дворцовые, и Конюшенной слободы, и сиротываши посацкие люди и холопы ваши ямщики всех слобод».

– Теперь пропиши, – опять взялся подсказывать Юдин, – что пришли мы к палатам царским не просто так, а по делу важному…

– Не так, – перебил стрельца пятидесятник Михайлов, – напиши, мол, по божьему повелению мы пришли, за государей наших с нечистью сражаться. За них, стало быть. Ну, и чтоб с Долгоруких, с начальников нашего приказа спросить за непотребства разные.

И подьячий стал писать.

«В нынешнем, государи, 190 году майя в 15 день изволением всемогущего бога и его богоматери и пречистыя девы в Московском Российском государстве учинилось побитие за дом пречистые богородицы и за вас великие государи и за всё ваше всетлое прецарское величество за мирное порабощение и неистоство к вам, великим государям от великих к нам их налог и обид и от неправды в царствующем бога спасаемом граде Москве бояром князь Юрью да Михайле Долгоруковым за многие их неправды и за похвальныя слова без ваших великие государи указов нашу братию безвинно бив кнутом и ссылали в сылки в дальние городы».

– А ещё пропиши, что Долгорукий деньги наши умыкнул, – закричал Юдин на ухо подьячему и тот записал.

«да он же князь Юрья Долгорукова будучи у ваших государских дел в Стрелецком приказе нам, холопьям вашим учинил из вашей казны денежную и хлебную недодачу».

– А ещё про подручника Долгоруких дьяка Иванова не забудь написать, – крикнул кто-то на ухо Савелию, – как он обещался нас всех на стене Земляного города повесить. Потому и убили мы его…

«а дьяка Лариона Иванова убили мы за то, что он Ларион Иванов похвалялся , хотел холопами вашими, безвинно обвесить нами весь Земляной город да повесить нас вместо зубцов Белого города; да у него ж, Лариона взяты гадины со змеиным подобием».

– Не забудь ещё про Григория Ромодановского помянуть, – толкнул локтем подьячего пятидесятник Михайлов. – Обскажи, как в изменах его мы заподозрили.

«А князя Григорья Ромодановского убили мы за его к вам великим государям измены и нерадение, что он будучи на ваших государских службах, ваших служивых людей увёл из города Чигирин, сдав его турским и крымским людям с вашею государской всякой казною. И, забыв страх божий, с турскими и крымскими людьми письмами ссылался».

– А ещё пропиши, – теперь приступил к Савелию Юдин, – что Ваньку Языкова сгубили мы не зря. – С полковниками нашими был он заодно!

«А Ивана Языкова убили за то, что он, стакался с прежними нашими полковниками, налоги нам великие чинил, взятки великие имал и полковникам на нас наговоривал».

– А ещё скажи! – кричали от двери. – Что Матвеева да доктора с помощником его Гутменешем за зелье их зловредной погубили мы. И про Нарышкиных объяснить не забудь! Прибили мы из на злобу, какую они на государя Ивана Алексеевича замышляли!

– И Фёдора Алексеевича они погубили!

«А боярина Артамона Матвеева, и Данила дохтура, и Ивана Гутменша и сына Данилова побили за то, что они на ваше царское пресветлое величество злоотравное зелье, стакаясь меж собой, составляли. И с пытки Данила винился. А Ивана да Афанасья Нарышкиных побили за то, что они мыслили злое против государя Ивана Алексеевича. А ещё, преж всего они блаженные памяти на брата вашего Фёдора Алексеевича мыслили всякое зло; и за такое зло сосланы были в ссылки».

– Про полковников Дохтурова и Горюшкина не забудь прописать, – кричали из толпы, которая собралась вокруг стола. – В кнуты они нас били! И ещё про сына дьяка Иванова помяни, дескать, не донёс он на отца своего подлого, а потому и пострадал!

«А полковников Андрея Дохтурова и Григорья Горюшкина побили мы за то, что они будучи на ваших государских службах, ругаяся, нашу братию били кнутом и батоги без вашего государского указа до смерти. А думного дьяка Лариона Иванова сына Василия убили за то, что он, ведая у отца своего на ваше государское величие злотравные гадины, в народе не объявлял».

– Про Оверкия Кириллова отпиши, – орали стрельцы. – Взятки он брал да налоги придумывал непомерные! А боярин Салтыков Пётр с сыном своим Федькой замышляли государя Ивана Алексеевича с крыльца сбросить! И подменить хотели Ивана Алексеевича отродьем бесовским! А вместо государя нашего Ивана Алексеевича хотели Ваньку Нарышкина на трон посадить!

«А думного дьяка Оверкия Кириллова убили за то, что он, будучи у вашего государского дела, со всяких чинов людей великие взятки имал и налогу всякую неправду чинил. А боярина Петра Михайловича Салтыкова и сына его Фёдора Петровича погубили мы за то, что, умасля воровски людей князь Юрья Долгорукого с товарищи выдали Фёдора Салтыкова за Ивана Нарышкина и велели его, Фёдора, с крыльца сбросить. А отец его противился».

– Ещё про дьяка Дорофеева запиши! И про полковника Кузьмина!

– Хватит! – топнул ногой пятидесятник Михайлов. – Хватит каяться! Давайте своё просить! Запиши Савелий насчёт столба памятного. Пусть ставят его на Красной площади, и каждый пусть помнит о еаре нашей, какая любого за непотребства настигнет. От всех нас спрашивай.

«И мы холопи ваши, побив их, князь Юрья Долгорукого с товарыщи, за их всякие неправды и измены ныне мы бьём челом и просим у вас, у великих государей вашего царского пресветлого величества милости всего Московского государства все служивые люди и гости, и Гостиггых сотен, и кадашевцы, и дворцовые, и конюшенных слобод, и посацкие люди и ямщики всех слобод, чтобы за наши многие службишки и за верность пожаловали великие государи и указали среди своего Московского государства учинить в Китае городе на Красной площади столб и тех побитых злолихоиметелев, хто за что побит, на том столбе имена подписать, чтоб впредь иные, помня ваше государское крестное целование, чинили правду».

– А ещё пропиши, – теперь Юдин дёргал подьячего за рукав. – чтоб никто и никогда нам о наших деяниях этих не поминал и никаких расправ над нами не пожелал. Ни кнутом бить, не в ссылки слать…

«и во все приказы и во все солдацкие полки, и пушкарем, и гостем, и в Гостинной сотне, и в Кадашевской, и в конюшенные, и в черные и в ямские слободы дать нам ваши государские жалованные грамоты, чтобы на Москве и на ваших государских службах и в городах нас московских приказов стрельцов и салдат, и пушкарей, и гостей, и Гостинной сотне, и в Кадашевой, и в дворцовые, и в конюшенные, и в чёрные и в ямские слободы Московского государства бояре и околничие, и думные люди, и весь ваш государский сигклит, и иные кто бы нас поносными словами и бунтовщиками, и изменниками не называл и бес вашего государского указа, и бес подлинного розыска нас, холопий ваших, и всяких чинов людей никово в ссылки напрасно не ссылали и безвинно кнутом и батогами не били и не казнили, потому что служим искони века вам великим государям со всякою верностью и безо всякие измены».

– Ещё напомни, – пробрался сквозь галдящую толпу поближе к подьячему стрелец Севастьян Фёдоров, – что товарищи наши головы за них складывали и мы готовы всегда. А измены от нас в ратном поле никогда не было. Всегда на битву без гопота шли, ничего себе не прося…

«и нигде на ваших государских службах измены и прослуги, и градом задач от нас не бывало; и складывали свои головы на ваших государских службах за дом пресвятые богородицы, за вас великих государей, за веру христианскую кровь свою проливаем и против ваших государских неприятелей бьёмся, не щадя головы своей, и ныне стоим и служим, и радеем за дом богородицы, за ваше царское пресветлое величество и грабительства на ваш царский дом от нас не было…»

– Теперь про деньги за походы пропиши, – опять принялся командовать пятидесятник Михайлов. – Мало по два рубля. Всё же за свой счёт приходится покупать: и одёжу, и корм лошадям, и всё пропитание в пути.

«А когда по вашему государскому указу бываем мы, холопи ваши, посланы на ваши государские службы, и нам, холопям вашим, для ваших государских служб даётся на подъём ваше государское жалованье по два рубли человеку; и на те деньги покупаем лошадей и всякую служилую рухледь, и на дорогах и на службах лошадям покупаем корм на своими денгами и, избываем с себя платьишко, корм себе своими денгами: и от того денежного малого подъёму разоряемся мы, холопи ваши, вконец без остатку».