Вообще все у нас
складывались непросто. Я его любила, конечно, и хотела быть с ним, но это
отношение как к маленькой глупенькой девочке… Особенно когда его отец после
инсульта не смог больше работать и передал Мишке управление компанией, сдающей
в аренду строительную технику. Тут он и вовсе стал считать себя чрезвычайно
взрослым и мудрым. Во всяком случае, по сравнению со мной. В чем-то
действительно так и было, но я бы предпочла, чтобы он не демонстрировал это
слишком явно и со снисхождением.
- Ну чего ты
хочешь, взрослый мужчина, - сказала в ответ на мои жалобы подруга Оля. - Это
лучше, чем мальчишки-ровесники, у которых самомнения не меньше, а опыта и
знаний ноль.
Возможно, она была
права, но мне все-таки казалось, что истина должна быть где-то посередине.
Кеший
Десятый класс
остался у меня в памяти как что-то такое… безмятежное. Наверно, у каждого в
жизни бывают периоды, когда не происходит никаких выбивающих из колеи событий,
как в минус, так и в плюс. Словно плывешь на лодочке по течению, светит солнце,
тепло, птички поют. И не хочется думать, что за поворотом начинается стремнина.
Я любил себе Марго,
без страданий, без каких-то надежд. Мне было просто хорошо оттого, что она
есть, что я могу ее видеть. Учился, занимался с преподами по физике и
математике, готовясь потихоньку к ЕГЭ, ходил в тренажерку, тупил в соцсетях.
Когда я только пришел в эту школу, меня здорово гнобили, но стоило подписаться
в клоуны, отношения потихоньку выправились, стали со всеми более-менее ровными.
Близких друзей так и не появилось, но и врагов тоже не было.
А еще я ездил в
Сиворицы прыгать с парашютом. Сначала в тандеме с инструктором, потом уже сам,
хотя каждый раз требовали разрешение родителей. Вот это был кайф необыкновенный
– когда ты у неба на ладони! Об этом никому не рассказывал. Как и о том, что
хочу стать летчиком. Блин, Кеший, клоун – какой ты, на фиг, танкист, то есть
летчик?! Да и уверенности, что получится, не было. Зрение у меня до конца так и
не встало. В очках необходимости не было, но все равно не единичка. Для
военного стопроцентно мимо, для гражданского могло и прокатить, тем более после
восемнадцати собирался сделать лазерную коррекцию.
А вот в
одиннадцатом классе стало нервно. Началось с того, что пришел новенький, Сева
Мирский. Эдакий наглый мажор, которого выперли из элитной гимназии за какие-то
там карточные игрища на деньги. Видимо, обул кого-то не того. Мамаша его была
сериальной актрисой, папаша режиссером, и держал он себя так, что веер из
пальцев застревал в дверях. Подходящей для него тусы у нас не нашлось, только
Леха попытался забраться под бочок, но был послат в далекую страну.
Справедливости
ради, этот понтярщик действительно сек в математике и информатике, даже
олимпиады какие-то выиграл, а если просили помочь, никогда не отказывал. Но это
не делало его приятнее. А еще буквально с первого дня он начал очень жестко и
зло выстебывать Машку Маликову, которая отвечала ему тем же. Моя третьеклассная
любовь к ней давно прошла, но симпатия осталась, и поэтому Мирскому хотелось от
души навешать.
Может, и навешал
бы, если бы не одно обстоятельство. За всем этим обменом ядерными ракетами
просвечивал жгучий обоюдный интерес. Примерно как в первом классе дернуть за
косичку и получить в ответ рюкзаком по башке. Лезть в это без спроса было бы
крайне глупо. Я и не лез. Наблюдал со стороны. И видел, что Машка с каждым днем
становится все мрачнее. Из-за Мирского-Мерзкого? Или что-то еще?
