Лети за вихрем - страница 9



– Господь наш Христос с разбойниками да бродягами за одним столом сидел, прокаженным руку протягивал, – молвила я. – А всякие дурищи вроде тебя, наверно, тоже над ним смеялись. Да только Господу до них дела не было: с дур какой спрос?

– Ооой, а ты, видать, тоже у нас дурочка, – не осталась в долгу Ленка. – Уж и Господь тебе на нашей дороге мерещится… Ах, жалко, цветочки-то все распустились, – она с притворным сожалением оглядела заросли. – А то, глядишь, шепнули б тебе на ушко барина нашего имечко! А что – раз он цыганку с цыганенком в замок к себе приглашает, то тебя, неумытую, может, замуж бы взял, хоть ты и…

Договорить Ленка не успела: я залепила ей такую крепкую затрещину, что подружка не удержалась на ногах и села прямо в куст.

– Еще разок такое скажешь, – насмерть убью! – рявкнула я. – У, дура!

Я развернулась, выбежала на дорогу и припустила к селу. Цыганки с молодым графом видно не было, – наверно, они пошли к замку не через деревню, а по длинной дороге, что идет вдоль полей.

Солнце почти село, – только багровый краешек выглядывал из-за черной кромки леса.


Узкий краешек света, что довелось нынче увидеть.

Лирическое отступление: Цыганка


Мир велик – и бесконечно мал,
Горизонта край прозрачно-тонок,
За спиной пригревшись, задремал
Маленький усталый цыганенок.
В ней мой грех и поздняя любовь,
Свет надежды и туман тревоги,
Спи, дитя, под шорох башмаков
По лесной нехоженой дороге.
А для счастья малость нам нужна —
Две монеты и чуть-чуть покоя —
И тогда, когда я шла одна,
И теперь, когда нас стало двое.
Что ей снится, знает Бог один,
Спит мой ангелок, свернувши крылья…
Может, славный юный господин,
Что до замка нес ее две мили?
А в ответ – что сделать я смогу?
Разве только спела бы задаром,
Я его подарок сберегу —
Черную испанскую гитару.
Помню, что-то пел он ей в пути,
Говорил, смеялся вместе с нею…
До жилья бы засветло дойти —
Осень, ночи стали холоднее.
Доченька, мой нежный лепесток,
Знаю, что бродить устану вскоре,
Мы найдем чудесный городок,
Мы с тобой поселимся у моря.
Будет счастье, будешь весела,
Погляди: в вечернем небе синем,
Над тобой раскинула крыла
Бедности бродячая богиня.

Глава 4. ЗАБУДЬ И ДУМАТЬ


Ночью, ворочаясь на узкой лавке, я никак не могла уснуть. Вспоминался разговор молодого барина с цыганкой, злые слова Ленки, нити, что тянулись от вихря к малому водовороту. Тянулись и рвались. Снова тянулись – и снова в клочья.

«Не жилец, – качала головой бабка Магда. – Не к добру Господь людей такой силой дарит». А ослепительный вихрь кружил над дорогой, и тени проступали за спиной всадника: «Когда последний в роду помирать собрался, – все прочие ждут его»… А он говорил с цыганкой на дороге и сажал на плечи нищего цыганенка, что-то напевал на непонятном языке и хотел жить, – как и все мы. Он был единственный сын доброго графа Христиана, которого уважали люди и которого, надо думать, убьет смерть наследника.

А ведь сам-то он не знал, что вот-вот умрет. Не знал, как уберечь себя, – потому что вовсе не думал о таком. У него нет бабки-ведьмы, которая учила бы его избегать опасностей, а моя бабка не пойдет предупредить, – зачем бы ей?

Теперь я понимала одно: я смогу сказать молодому барину о том, что происходит, – и он наверняка выслушает. Поговорит со мною, раз говорил даже с цыганенком. Как знать, может и меня бы он тоже мог вот так взять на руки, вскинуть на плечи? Куда уж там… Цыганочка была тощенькая и темненькая, как кузнечик, и весу в ней было, наверно, столько же, а про меня отец порой говаривал: «Экая ты у нас кобылица растешь». И вправду, в свои восемь годков я почти сравнялась ростом с десятилетним братцем Томашем и из всех наших стычек неизменно выходила победительницей. Да что Томаш, уже и средний брат Гинек, совсем взрослый парень, остерегался погонять меня… А вот если б я запела «Шли девушки по дороге», – молодой барин и мне бы стал подпевать?.. Мать Пресветлая, да вовсе это и не обязательно! Главное – предупредить…